Только ты и я - читать онлайн книгу. Автор: Лор Ван Ренсбург cтр.№ 80

Он целится мне в лицо, и его нож со свистом рассекает воздух. Я беру пониже и бью его монтировкой по ребрам. Кажется, вышло удачно – его лицо перекашивается от боли, да и сам он как-то скособочивается. Взмах рукой – и его кулак попадает мне по уху. На мгновение я теряю равновесие, и Стивен победно рычит. Рычит и бросается вперед, чтобы закрепить успех, но я уже лечу ему навстречу, низко наклонив голову. Удар – и он опрокидывается навзничь. Я отскакиваю, но недостаточно проворно – или недостаточно далеко. Стивен успевает схватить меня за край свитера и дергает изо всех сил. Я тоже падаю, и мы некоторое время барахтаемся в рыхлом снегу: каждый старается первым оказаться на ногах. Мне удается его опередить: в своей теплой куртке он не так ловок, к тому же он старше. Стивен еще только поднимается с колен, когда я снова бью его монтировкой. Он взмахивает руками, словно защищаясь, но я все равно отдергиваюсь, чисто машинально вероятно, но это движение меня спасает. В руке вспыхивает острая боль, которая стремительно поднимается выше и бомбой взрывается в груди. И снова я действую скорее рефлекторно, чем осмысленно, но мне везет: горизонтальный взмах, и монтировка бьет его сбоку по голове. Стивен падает. Я стою над ним, подняв монтировку над головой. Я готова ударить снова, если только он шевельнется, но проходит несколько секунд, а Стивен лежит все так же неподвижно, если не считать движения грудной клетки, которая поднимается и опускается в такт дыханию. В какой-то момент меня охватывает искушение. «Еще пара ударов по голове, – думаю я, – и с ним будет покончено.» Но… нет. Для него это будет слишком легкий конец. Он должен видеть, знать, чувствовать, что его смерть близка и неотвратима. Все остальное было бы проявлением милосердия – милосердия, которого он не заслуживает.

«Давай, Верити, шевели задницей! Хватит в носу ковырять!» Каждая секунда, пока он остается без сознания, для меня на вес золота. Я должна распорядиться выдавшейся мне возможностью обдуманно и рационально. Иными словами, мне нужно действовать, и как можно скорее.

И я заковыляла к дому. Закоченевшие ноги проваливаются в снег, я то и дело падаю, ледяной ветер обжигает легкие, мешая дышать. Наконец я вваливаюсь в прихожую и едва удерживаюсь от слез, настолько там тепло. Волшебная это штука – паровое отопление. Тепло очень быстро справляется с неподвижностью ног и пальцев, утративших на морозе всякую чувствительность, и я чувствую боль, которая вонзается в тело, готовая разъять меня на части. Ломит согревшиеся пальцы на руках и ногах, пульсирует синяк под глазом и наливается болью раненая левая рука. Рукав мой разрезан, кровь ручейками сбегает по кисти. От этого зрелища у меня начинает кружиться голова, и я прислоняюсь к дверному косяку, чтобы не упасть. Кое-как закатав рукав, я некоторое время изучаю глубокую резаную рану на предплечье, из которой продолжает хлестать кровь. Алые капли падают на плитку пола и растекаются по ней, образуя причудливые фигуры, похожие на пятна Роршаха. От раны поднимается отчетливый железистый запах, и меня снова охватывают страх и тошнота. Я судорожно сглатываю, и в тот же момент рану начинает жечь словно огнем, словно тот факт, что я признала ее существование, многократно усилил боль. С этим надо что-то делать, но ни делать, ни думать я не в состоянии. Единственное, что существует для меня сейчас, – это глубокий разрез на предплечье. Или наоборот: это я перестала существовать, и все, что от меня осталось, – эта глубокая рана на руке.

И боль. Такой боли я еще никогда не испытывала. От нее плывет в глазах, мозг туманится, как после дозы, колени подгибаются. Как – как?! – мне выдержать эту обжигающую, невыносимую, режущую боль?

Придерживая раненую руку здоровой, я раскачиваюсь вперед и назад, со свистом дыша сквозь стиснутые зубы. Из горла рвутся протяжные стоны. Сколько проходит времени, я не знаю, но в какой-то момент мне становится очевидно, что мое тело каким-то образом привыкло к боли, освоилось с ней. Голова начинает соображать, и я понимаю, что сидеть и ничего не делать – глупо и опасно.

Я начинаю двигаться. Подгибающиеся ноги выносят меня к столику с напитками. Трясущейся, окровавленной рукой я хватаю бутылку джина и ковыляю на кухню.

Здесь я ставлю бутылку на рабочий стол и достаю из ящика буфета рулон липкой ленты. Скрипя зубами от боли, я осторожно закатываю набрякший кровью рукав. При виде располосованной руки мне снова становится нехорошо. Горячая, едкая желчь заливает горло, и я наклоняюсь над раковиной.

Потом я тщательно полоскаю рот холодной водой, смывая едкий вкус желудочного сока. «Я смогу, – думаю я, настраиваясь на предстоящее испытание. – Я выдержу!» Мысленно я повторяю эти слова до тех пор, пока сама не начинаю в них верить. Хороший глоток джина еще больше укрепляет мою решимость, и, не давая себе ни секунды на дальнейшие размышления, я щедро поливаю рану спиртным. Ощущение такое, будто я сунула руку в гнездо ос, и у меня вырывается громкий вопль. Слезы брызжут из глаз, но я повторяю операцию. На этот раз я предусмотрительно сжимаю зубами воротник свитера, так что по крайней мере часть моей боли уходит в него, как молния уходит по громоотводу в землю. Чистое посудное полотенце выполняет роль тампона, который я закрепляю липкой лентой. Еще один глоток джина, и в желудке становится тепло и приятно. Боль тоже стихает, и я невольно думаю о том, что в будущем всегда буду использовать спиртное в качестве обезболивающего. При условии, конечно, что мне удастся до этого будущего дожить.

Для полного счастья мне не хватает только одного, и я лезу в сумочку за сигаретами. Зубами я вытаскиваю из пачки одну сигарету, закуриваю и, с наслаждением затянувшись, выпускаю дым к потолку.

Потом я иду в гостиную и сажусь на диван. Теперь, слава богу, я могу думать о Стивене более или менее рационально. Я помню, что в данный момент он на свободе. Да, он без сознания, но на свободе. «Лексус» выведен из строя. Откровенно говоря, принять этот факт мне довольно трудно, хотя я своими глазами видела порезанные покрышки. Глянцевитые листья большого фикуса, стоящего в большом горшке рядом с диваном, слегка поблескивают и отсвечивают зеленым – Стивен включил в доме весь свет, словно ребенок, который испугался темноты, и я криво усмехаюсь. Сорвав один листок, я верчу его в пальцах, пытаясь думать дальше. Он своими руками испортил свое единственное средство спасения, лишь бы не дать мне добраться до машины первой. Да, этот парень не потерял способности меня удивлять. Похоже, после всего, через что я заставила его пройти, после всего, чем я ему грозила, он полностью или частично слетел с катушек. Одному богу известно, как далеко он может зайти, если я попаду ему в руки. Воспоминание о том, что́ он говорил и делал, когда поймал меня на лестнице, еще свежо у меня в памяти. Его злоба и ярость до сих пор обжигают меня словно раскаленное железо, и я поеживаюсь. Если я окажусь в его власти, он… он может…

Страх начинает покалывать кончики моих пальцев и ползет вверх по спине – холодный, липкий, неотвязный. Я пытаюсь стряхнуть его, но страх буквально впитывается в мою плоть, дыхание становится прерывистым, и я начинаю считать:

– Сто… девяносто девять… девяносто восемь…

Кровь грохочет в ушах словно курьерский поезд.