Братья мои погибли – загнулись от заразы, или же их разнесло в клочья в какой-нибудь безымянной дыре. Из близких родственников остался лишь древний дед; он нежился в безопасности на окраинах Миренбурга, в Вельденштайне. Во взгляде его огромных выцветших серых глаз ясно читалось: во мне погибло все, ради чего он трудился. Через мгновение он взмахнул рукой и отослал меня прочь. А позже даже отказался позвать к смертному одру, чтобы проститься.
Меня призвали в армию в 1918 году. Я поступил в пехотный полк, где когда-то служил мой отец, получил звание лейтенанта и почти сразу отправился на Западный фронт. Война тянулась достаточно долго, чтобы успеть понять, насколько она жестока и глупа. Мы практически не обсуждали то, чему стали свидетелями. Иногда казалось: миллионы голосов взывают к нам с ничейной земли, умоляя избавить их от боли. «Помогите, помогите, помогите!» – стонали они. По-английски. По-французски. По-немецки. По-русски. Голоса жителей дюжины разрушенных империй. Они кричали при виде своих вывалившихся наружу кишок и оторванных конечностей. Умоляли Бога избавить их от боли. Помиловать их, даровав смерть. Мы понимали, что вскоре и наши голоса могут влиться в этот хор.
Они не оставляли меня даже во сне. Миллионы людей корчились и извивались, кричали и вопили, моля отпустить их. Один кошмар сменялся другим. Разницы между ними не было почти никакой.
Но что еще хуже, сны мои не ограничивались лишь этим военным конфликтом: мне снились все предыдущие войны, когда-либо развязанные Человеком.
Вне всяких сомнений, именно благодаря вдумчивому чтению я стал свидетелем самых жестоких баталий. Я даже узнавал некоторые исторические сражения. Но чаще всего в голове моей повторялись одни и те же мерзости – те, что я наблюдал двадцать четыре часа в сутки, сидя в траншее, – лишь костюмы менялись.
Ближе к концу сны стали повторяться. По полю брани под ногами воюющих сновал красивый заяц-беляк; они его не замечали и не могли причинить ему зла. Однажды заяц обернулся и посмотрел на меня рубиновыми глазами – моими глазами. Я чувствовал, что должен пойти следом. Но постепенно ночные кошмары сошли на нет. Видимо, реальность оказалась намного тяжелее сновидений.
Нам, тем, кто фактически начал войну и, по мнению победителей, проиграл ее, навязали унизительный Версальский договор; европейцы делили трофеи с беспощадной алчностью, вызвавшей отвращение даже американского президента Вудро Вильсона. У Германии отобрали все, в том числе оборудование, которое могло бы помочь нам восстановить страну. За безрассудство правителей пришлось в итоге дорого заплатить обычным людям. Мы жили и умирали, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, и все из-за раздутого самолюбия горстки идиотов.
Если честно, некоторые из дворян, и я в том числе, решили остаться и восстановить Федеративную Германию, хотя хвастливая агрессия побежденных пруссаков, считавших себя неуязвимыми, совсем не пришлась мне по вкусу. Именно эти горделивые националисты и навязали нам лозунги двадцатых, которые составили основу и нацистской, и большевистской пропаганды, правда, с довольно разными целями. Германия лежала в руинах, побежденная, нищая и опозоренная.
«Черная рука» сербов придавила мир и изменила его почти до неузнаваемости. Бисмарк пытался взрастить в нас чувство единства и национальную идею, но все пошло насмарку из-за амбиций горстки алчных дельцов, промышленников, продавцов оружия и их союзников из королевских семей. В Берлине, например, многие пытались не замечать горького эха войны или переплавить его в искусство, так у нас появились Брехт и Вайль. Широко известные саркастичные ритмы «Трехгрошовой оперы» стали музыкальным аккомпанементом к истории нашей гибели.
Германия балансировала на грани гражданской войны – между правыми и левыми, между бойцами-коммунистами и националистами фрайкора. Такой войны мы опасались больше всего, потому что видели, что случилось в России.
Так просто ввергнуть страну в пучину хаоса, в состоянии паники принимая решения, направленные на предотвращение этого самого хаоса. Германия восстанавливалась. Некоторые умники считали, что если бы в тот момент ее поддержали какие-нибудь силы, Адольф Гитлер просто не появился бы. Но существа, подобные Гитлеру, очень часто зарождаются сами по себе, из вакуума. Они появляются из ничего благодаря нашему негативизму, поистине фаустовским страстям и черной алчности.
Война разрушила нашу семью и значительно сократила ее состояние. Мой друг священник стал миссионером в бывшей германской колонии в Руанде. Я же превратился скорее в жалкого отшельника. Мне часто советовали продать Бек. Оживившиеся барыги и преуспевающие фашисты предлагали купить мое родовое поместье. Они считали, что смогут приобрести влияние в городе точно так же, как покупали большие особняки и мощные автомобили.
Я отчаянно пытался сводить концы с концами, но получалось намного хуже, чем раньше. В каком-то смысле именно это помогло мне понять, с какими ужасами и неуверенностью в завтрашнем дне сталкиваются каждый день простые немцы, видя, как их страна балансирует на краю пропасти.
Проще всего было винить победителей. В самом деле, они наложили на нас несправедливую, бесчеловечную и глупейшую контрибуцию, и именно она стала тем ядом, которым нацисты отравили Мюнхен и всю Баварию.
Даже когда народная поддержка поослабла, нацистская партия смогла удержать контроль почти над всеми силами Германии. Силами, которые раньше принадлежали евреям. Но, в отличие от евреев, они контролировали еще и средства массовой информации. По радио, в газетах, журналах и в кино они начали объяснять народу, кого следует любить, а кого ненавидеть.
Как можно убить миллион-другой своих ближних?
Сначала нужно сказать, что они – другие. Не такие, как мы. Нелюди. Они лишь внешне похожи на нас. Притворяются нами. Но внутри они – чистое зло, даже если здравый смысл подсказывает вам иное.
Затем вы сравниваете их с грязными животными и обвиняете в том, что они замышляют что-то против вас. Очень скоро вы получите достаточно безумия, чтобы устроить холокост.
Разумеется, это не какой-то новый феномен. Американские пуритане объявляли всех несогласных грешниками и безбожниками, а то и колдунами. Эндрю Джексон раздул воображаемую войну, а затем сделал вид, что победил в ней, дабы отобрать у индейцев земли, принадлежавшие им по договору с правительством. Британцы и американцы отправились спасать Китай от опиума, который сами же ему продали. Турки называли армян неверными чудовищами, чтобы под шумок начать отвратительную резню. Но в мое время, если не считать постыдных утверждений Мартина Лютера против еврейства, подобные разговоры в Беке были не в ходу, и я поверить не мог, что цивилизованная нация может настолько терпимо относиться к подобному.
Запуганные люди, однако, слишком легко ведутся на слухи о гражданской войне и верят тем, кто обещает ее предотвратить. Гитлер предотвратил гражданскую войну лишь потому, что она не была ему нужна. Его оппозиционная партия, получившая власть посредством избирательных урн по всей стране, на тот момент была самой демократической в мире, так что во многом превосходила даже Америку.