– Наверное, я внес еще большую путаницу – она ведь появлялась на сцене гораздо реже.
– Да, но на тебя мы рассчитывали. На репетициях доктор Талос исполнял вместе со своей и твою роль и говорил то, что должен был говорить ты.
– Значит, он рассчитывал на мое возвращение…
При этих словах доктор вздрогнул и сел. Сна у него не было ни в одном глазу.
– Конечно же, конечно! Ведь тогда, за завтраком, мы сказали тебе, где нас искать, и, не появись ты вчера вечером, не стали бы представлять «Великие сцены из» и подождали бы еще денек. Иолента, тебе отныне полагается не треть, а четверть поступлений – поделиться с партнершей будет только справедливо.
Иолента, пожав плечами, проглотила еще одну виноградину.
– Буди ее, Севериан. Пора трогаться. Я разбужу Бальдандерса, и мы разделим деньги и ношу.
– Я не пойду с вами, – сказал я.
Доктор вопросительно воззрился на меня.
– Мне нужно вернуться в город. Там у меня дело к Ордену Пелерин.
– Тогда ты можешь идти с нами до главной дороги. По ней будет гораздо скорее.
Быть может, оттого, что доктор не стал ни о чем расспрашивать, мне показалось, что он знает больше, чем хочет показать.
Иолента, не обращавшая внимания на нашу беседу, подавила зевок.
– До вечера мне нужно будет поспать еще, а то мои глаза будут выглядеть хуже, чем надо.
– Хорошо, – ответил я доктору, – но, когда мы выйдем к дороге, я должен буду покинуть вас.
Доктор, отвернувшись, уже будил великана, тряся его и охаживая по плечам тростью.
– Как пожелаешь, – сказал он – возможно, мне, возможно, Иоленте.
Я погладил Доркас по голове и шепнул ей на ухо, что пора вставать.
– Зачем ты это сделал? Мне снился такой прекрасный сон – очень подробный, все как на самом деле…
– Мне тоже. До того, как я проснулся.
– Значит, ты уже давно на ногах? А яблоко – мне?
– Боюсь, это все, что достанется тебе на завтрак.
– А мне и не нужно большего. Взгляни, какое круглое, красное! Как там говорилось – «красен, как яблоки…». Нет, не помню. Хочешь откусить?
– Я уже ел. Мне достался гранат.
– Оно и заметно – у тебя все губы измазаны соком. Я уж решила, что ты всю ночь сосал кровь.
Наверное, слова ее здорово потрясли меня – Доркас тут же добавила:
– Ты совсем как черная летучая мышь, нависшая надо мной…
Бальдандерс уже сидел и тер глаза кулаками, словно обиженный ребенок.
– Ужасно, когда приходится вставать в такую рань, верно? – сказала ему Доркас. – Тебе тоже снился сон, добрый человек?
– Никаких снов, – отвечал Бальдандерс. – Мне никогда ничего не снится.
Доктор Талос взглянул в мою сторону и покачал головой, точно желая сказать: «Дурной признак».
Бальдандерс, с виду вполне пришедший в себя, уставился на Доркас:
– А ты кто такая?
– Я…
Доркас испуганно взглянула на меня.
– Это Доркас, – сказал я.
– Да. Разве ты не помнишь? Мы встречались вчера вечером за кулисами. Ты… твой друг познакомил нас, и сказал, что тебя не нужно бояться, потому что ты злой только понарошку. На сцене. И я ответила, что понимаю, потому что Севериан, например, творит ужасные вещи, а сам – такой хороший, добрый… – Тут она снова оглянулась на меня. – Помнишь, Севериан?
– Конечно. Пожалуй, тебе незачем бояться Бальдандерса, хоть он и забыл тебя. Да, он огромен, но величина его – все равно что мой плащ цвета сажи, делает его гораздо страшнее, чем он есть.
– Чудесная у тебя память, – сказал Доркас Бальдандерс. – Вот бы и мне так все помнить…
Голос его рокотал, словно катящийся с горы валун. Пока мы беседовали, доктор Талос извлек откуда-то денежный ящик и теперь встряхнул его, чтобы привлечь наше внимание.
– Друзья мои! Я обещал вам честно и поровну разделить доходы от нашего представления, и когда дележ будет завершен, мы отправимся в путь. Бальдандерс, повернись сюда и протяни руку. Сьер Севериан, дамы, не будете ли вы так любезны тоже подойти ко мне?
Конечно, от меня не укрылось, что ранее доктор говорил о дележе денег, собранных им накануне вечером, на четыре части, однако я полагал, что обделенным останется Бальдандерс, казалось находившийся у доктора в рабстве. Но теперь, пошарив в ящике, доктор Талос бросил в ладонь великана блестящий азими, другой дал мне, третий – Доркас, и пригоршню орихальков – Иоленте. Затем он принялся раздавать нам орихальки по одному.
– Как вы можете видеть, пока что все это настоящее, – сказал он. – Но, как ни горько мне сообщать вам об этом, подозрительных монет тоже хватает. По окончании тех, что сомнений не вызывают, мы разделим поровну и их.
– А свои ты уже взял, доктор? – спросила Иолента. – Пожалуй, это тоже лучше было сделать при всех.
Руки доктора, отсчитывавшие нам монеты, на миг замерли в воздухе.
– Себе я не беру ничего, – сказал он.
Доркас взглянула на меня, словно ожидая подтверждения своему мнению, и прошептала:
– Но это несправедливо.
– В самом деле, несправедливо, доктор, – поддержал ее я. – Ты не меньше нашего участвовал в представлении, и собирал деньги, и, судя по всему, помост и декорации – твои. Тебе причитается вдвое больше, чем любому из нас!
– Я не возьму ничего, – медленно проговорил доктор Талос. Впервые я видел его в замешательстве. – Для меня удовольствие – управлять тем, что теперь можно назвать труппой. Я написал пьесу, которую мы представляли; мне… – Он огляделся, словно не зная, что сказать. – Мне нравится доспех, в котором я выступал перед публикой. Другой награды, кроме этого удовольствия, мне не нужно. Теперь, друзья мои, вы можете видеть, что орихальков на круг не хватает. Дабы быть точным, осталось только два. Кто пожелает, может забрать оба, отказавшись от своей доли аэсов и сомнительной монеты. Севериан? Иолента?
– Я возьму их, – к моему удивлению, объявила Доркас.
– Прекрасно. Не стану брать на себя смелость судить о подлинности оставшегося – просто раздам его вам. Но предупреждаю: пускайте их в ход с осторожностью. Наказания за распространение фальшивой монеты суровы, хотя за Стеной… Кто это?
Проследив, куда устремлен его взгляд, я увидел, что к нам приближается человек в поношенных серых одеждах.
XXXV
Гефор
Не понимаю отчего, но встречать пришедшего, сидя на земле, считается оскорбительным. Человек в сером приближался; обе женщины встали, и я последовал их примеру, и даже Бальдандерс поднялся на ноги, посему, когда пришелец подошел к нам, сидящим оставался лишь доктор Талос, занимавший наше единственное кресло.