Дорис Мэйкон нашлась на сестринском посту – разбирала листки с назначениями. Она явно удивилась, снова увидев Тоби.
– У меня еще вопрос, – сказала Тоби. – Та женщина в столовой. Она говорила про ребенка. У Джейн был ребенок?
– Дочка. А что?
– Она ни разу не упоминала о… – Тоби замолчала, мысли разбегались в разные стороны.
Неужели с тех пор ребенок умер? И был ли он вообще? Или Джейн просто не стала признаваться, что у нее есть дочь? Дорис озадаченно посмотрела на Тоби.
– Простите, а это имеет отношение к вопросам трудоустройства?
«Почему Джейн никогда не говорила о ребенке?»
Внезапно Тоби осенило:
– Как она выглядит?
– А разве вы с ней не беседовали? Вы же сами ее видели…
– Как она выглядит?
Опешив от резкого тона, Дорис несколько секунд молча смотрела на посетительницу.
– Она… э-э… она совершенно обычная. Ничего особенного.
– Какого она роста? Какого цвета у нее волосы?
Дорис встала.
– У нас есть групповая фотография, мы делаем такие каждый год. Я вам ее покажу.
Она повела Тоби по коридору, где в рамочках висели фотографии, под каждой стояла дата съемки. Первые были сделаны еще в 1981 году – наверное, в год открытия «Уэйсайда». Дорис остановилась перед цветным снимком двухлетней давности и внимательно вгляделась в лица.
– Вот, – сказала она, указав на женщину в белой униформе. – Это Джейн.
Тоби всмотрелась в лицо на снимке. Женщина стояла с левого края; пухлощекое лицо улыбалось, форменная шапочка топорщилась над массивным полным телом.
Тоби покачала головой:
– Это не она.
– Могу вас уверить, – возразила Дорис. – И наши пациенты подтвердят. Это точно Джейн Нолан.
– Мы подобрали девчонку в Норт-энде, – сообщил патрульный. – Свидетели видели, как ее бил какой-то парень, пытаясь затащить в машину. Она истошно орала, и они остановились, чтобы помочь. Мы приехали раньше других полицейских. Девчонка сидела на тротуаре с подбитым глазом и рассеченной губой. Она сказала, что ее зовут Молли Пикер.
– А что за парень бил ее?
– Наверное, сутенер. Она не сказала. А он смылся.
– Где она сейчас?
– Сидит в машине. Не захотела идти сюда. И разговаривать не желает. Хочет только, чтобы ее выпустили на улицу.
– Чтобы сутенер снова отлупил ее?
– У нее умишка – с гулькин нос.
Они вышли через главный вход на Олбани-стрит. Дворак вздохнул. Ничего хорошего от предстоящего разговора он не ожидал. Угрюмый подросток, да еще необразованный, был плохим источником медицинской информации. Девчонка не арестована и может в любое время уйти, впрочем, она, возможно, об этом не знает. Разумеется, он не собирался просвещать Молли, во всяком случае до тех пор, пока есть возможность порасспросить ее. Пусть даже она и не семи пядей.
Патрульный указал на машину, где на переднем сиденье ждал его напарник. На заднем же, съежившись под просторным плащом, ютилась девушка с тонкими русыми волосами и разбитой губой. Она крепко сжимала дешевую лакированную сумочку.
Полицейский открыл заднюю дверь:
– Может, выйдете, мисс? Это доктор Дворак. Он хочет поговорить с вами.
– Не нужен мне доктор.
– Он медэксперт.
– Не нужно мне экспертов.
Дворак наклонился и улыбнулся ей.
– Привет, Молли. Мы с тобой пойдем внутрь, поговорим. Здесь, на улице холодно, правда же?
– Не будет, если дверь закроете.
– Я могу ждать хоть целый день. Мы можем поговорить сейчас – или среди ночи. На твое усмотрение.
Он стоял и смотрел на девчонку. Ему было интересно, когда ей надоест выдерживать взгляды. Трое мужчин наблюдали за ней – двое полицейских и Дворак, – не говоря ни слова.
Молли тяжело вздохнула и недовольно фыркнула.
– У вас туалет есть?
– Конечно.
– Мне жутко туда надо.
Дворак отступил в сторону:
– Я покажу.
Она выкарабкалась из машины, непомерно большой плащ тащился за ней гигантским шлейфом. Лишь когда она выпрямилась, Дворак обратил внимание на ее живот. Она была беременна. Месяцев шесть, не меньше, решил он.
Девушка заметила его взгляд.
– Ну да, залетела, – огрызнулась она. – И что?
– Думаю, нам лучше пройти внутрь. Беременной даме лучше присесть.
Она зыркнула на него – «это шутка, верно?» – и пошла в здание.
– Милая девчушка, – проворчал полицейский. – Нам покараулить?
– Можете ехать. Когда закончим, я просто посажу ее в такси.
Девушка ждала Дворака у самой двери.
– Ну и где туалет?
– Наверху, рядом с моим кабинетом.
– Так пошли. Мне пописать надо.
Пока они ехали в лифте, Молли молчала; судя по сосредоточенному лицу, все ее внимание сейчас было приковано к мочевому пузырю. Дворак ждал ее снаружи, в комнате отдыха персонала. Она не торопилась, вышла только через десять минут, от нее пахло мылом. Девушка умылась, и распухшая губа пугающе багровела на бледном лице.
Он провел ее в свой кабинет и закрыл дверь.
– Присаживайся, Молли.
– Это надолго?
– Зависит от того, поможешь ли ты мне. Знаешь ли что-нибудь. – Он снова указал на кресло.
Она неохотно села, завернувшись в плащ как в мантию и упрямо выпятив посиневшую нижнюю губу.
Дворак стоял, прислонившись к столу, и смотрел на нее.
– Два дня назад ты звонила в «скорую», твой голос записан оператором.
– Не знала, что вызвать «скорую» – преступление.
– Когда бригада приехала, она обнаружила женщину, умирающую от кровопотери. Ты была с ней в квартире. Что произошло, Молли?
Девушка молчала, понурив голову; жидкие волосенки сползли на лицо.
– Я ни в чем тебя не обвиняю. Мне просто нужно знать.
Девушка упорно не смотрела на Дворака. Обхватив себя руками, она принялась раскачиваться в кресле.
– Я не виновата, – прошептала Молли.
– Знаю.
– Я хочу уйти. Можно мне просто уйти?
– Нет, Молли. Сначала нам надо поговорить. Ты можешь на меня взглянуть?
Она не хотела. Девушка продолжала сидеть, опустив голову, словно встретиться с ним взглядом значило каким-то образом проиграть.