Рецепты еврейской мамы - читать онлайн книгу. Автор: Инна Метельская-Шереметьева cтр.№ 16

Но после уколов все успокоились. Борис Абрамович задремал в кресле-качалке, уютно устроив свой забинтованный «вывих» на моем любимом пуфике. Верный Плюмбум сидел у ног хозяина и грозно ворчал, когда кто-то приближался к креслу. Странно, но вот на доктора суровый и верный пес даже не пикнул! Равиля заняла половину кухни Анны Ароновны, аппетитно потягивая чай из красивого синего блюдца и с любопытством слушая рассказы моей старшей подруги о том, какая я умная и сообразительная девочка, как я замечательно печатаю на машинке рецепты для мамы, сколько уже знаю из истории нашего города, государства и – «вы не поверите!» – нашего еврейского народа.

– А почему ее это так интересует?

– Ее все интересует. А я с удовольствием делюсь. Знаете, когда-нибудь эта девочка станет большой, выучится в университете и, возможно, вспомнит истории, которые мы с Борухом ей рассказывали. Сейчас же, вы знаете, эта тема не приветствуется. Но, возможно, при коммунизме…

– А вы верите в коммунизм?

– Это что, провокация? Вы же приехали к бабушке нашей Инночки, значит, вы обязаны верить в коммунизм и светлое будущее.

– Нет, ну я-то верю. Хотя не возражала бы, чтобы историю нашей семьи тоже кто-то записал, запомнил и потом рассказал потомкам. В том самом светлом будущем. Наша семья тоже непростая. Моя мама – Мириам Савельевна – прямой потомок легендарного Джуры Игланова. Я, надеюсь, в этом доме можно говорить откровенно?

– Ой, этот дом уже столько всего слышал и не выдал, что здесь можно синагогу открывать.

– Нет! Вы не поняли. Джура Игланов – самый могущественный бухарский еврей, владелец огромных хлопковых плантаций и фабрик, говорят, что в 1911 году, когда моего предка русские губернаторы изгоняли из Мерва в Иран, состояние Игланова насчитывало 2 миллиона царских рублей!

– А как же вас-то не изгнали?

– Моя бабка, дочь Джуры Игланова, в то время вышла замуж за другого бухарского еврея, который ладил с местными властями. Он был племянником раввина Резника. Вы не поверите, но бабушка мне рассказывала, что в ту пору, хотя повсюду была тотальная безграмотность, наши ашкенази отличались образованностью, занимались общественной работой, были на виду. В Красноводском уезде, где они тогда жили, в 1882–1907 годах поселилось 17 ашкеназских семей. Так вот 11 глав этих семей имели ремесленные свидетельства или дипломы, трое – высшее образование…

Мы с Аркашкой строили на ковре крепость из подшивок журналов «Наука и жизнь» и «Роман-газета». Слушать Равилю было не очень интересно. Она не умела рассказывать так страшно, как Мирра, и так загадочно и красиво, как Анна Ароновна.

– А много у вас наших? – спросила Анна Ароновна. – И как оно там все устроилось?

– Да по-разному. Но бухарские евреи, согласитесь, известны далеко за пределами Туркменистана. В революцию евреи-большевики и левые эсэры приняли самое активное участие в установлении на территории современного Туркменистана советской власти. Это многих из наших предков и спасло. По линии маминой двоюродной сестры был такой вояка – Мойша Фельдман, артиллерист, член ВКП(б), – так его вообще избрали комендантом крепости Керки. Но вообще-то говоря, основная масса семей в революцию уехала. Кто в Персию, кто в Афганистан. Настоящие выходцы из Мешхеда сохранились лишь в Мерве, Байрам-Али и Иолотани. Я сама, чего уж там, наполовину туркменка. Папа мой, Абдулла Бердымухамедов, на маме женился из-за приданого ее. Зато мама его любила – ни в одной книжке не описать!

Я тут же навострила уши. Наконец-то взрослые стали говорить о чем-то интересном. Равиля потянулась за новой порцией чая, жестом руки попросив Анну Ароновну не беспокоиться. Ей не нужно было вставать, чтобы снять с плиты зеленый пузатый чайник, долить кипятку в заварной чайничек и тут же все вернуть на свои места. Поболтав чай в чашке, она вылила его на блюдце, поместила в центр блюдца кусок плотного белого рафинада и продолжила рассказ:

– Папа был у меня самый красивый в Мерве. Вы видели фильм «Свинарка и пастух»? Молодого Зельдина помните? Так вот, мой папа был во много раз красивее. Рост – почти два метра, талия – как у Гурченко, плечи – как у Жаботинского, брови – как у Леонида Ильича…

Я тихонько захихикала и заметила, что Анна Ароновна тоже улыбается краешком губ. По телевизору я видела богатыря Жаботинского, и никак не могла представить его с рюмочной талией самой красивой девушки из «Карнавальной ночи», а извивающиеся, словно гусеница, и сросшиеся на переносице черные-пречерные брови самой Равили подсказывали мне, что красоту мы понимаем по-разному. Для меня самым красивым был Иванушка из фильма про Варвару Красу, ну, и немножко Сашка Калашников из нашей старшей группы садика «Ручеек».

– А как папа готовил? Боже, как он готовил бухарский плов! При этом рецепт был мамин, ашкеназкий, «ош в мешке», но папа делал его фантастически. Весь двор гулял!

– Кстати, что ж это я! – засуетилась Анна Ароновна. – Все чай да чай. А вы же с дороги. Анна Георгиевна когда еще придет, так что давайте-ка я вас своим мафрумом угощу. Вы любите мафрум?

– В детстве любила. Мама и бабушка его чудесно готовили. А я уже забыла.

– А я вам рецепт дам. Вон Инночка сейчас и напечатает. Иннуля, ставь машинку, заправляй бумагу, а я пока все разогрею. Что бы мне раньше-то догадаться. Ай-яй-яй…

Анна Ароновна запричитала и засуетилась, перебегая от кухни к балконной двери, пытаясь обогнуть бесконечную Равилю и протиснуться к духовке. Через десять минут по коридору поплыл божественный аромат чего-то пряно-кисленького и еще печенного на костре. Мы с Аркашкой определили печатную машинку прямо на пол, а на журнальный столик я сама принесла и поставила две большие суповые тарелки с петухами на дне, чтобы побольше угощения поместилось. Вот до чего вкусно пахло! Еще через час, сытая и довольная, я допечатывала рецепт: