Я и сейчас обуваю розовые кроссовки почти каждый день. Они для меня нечто вроде амулета. Я верю, что если не стану их снимать, то тогда, может быть, рано или поздно… ну, в общем, вы поняли.
Во рту у меня пересыхает так, словно мы в пустыне.
– Это мое.
Верджил смотрит на меня:
– Ты уверена? – (Я киваю.) – Ты что, бегала босиком, когда мать брала тебя с собой в вольеры?
Мотаю головой. Все соблюдали строгое правило: на территорию заповедника без обуви не заходить.
– Это же не поле для гольфа, – говорю я. – Там были травяные кочки, густые заросли. Можно было споткнуться, наступить в яму, вырытую слонами. – Я верчу в руках маленькую кроссовку. – Значит, я была там той ночью. И до сих пор не знаю, что же тогда случилось.
Может, потихоньку выбралась из кроватки, улизнула из дому и забрела в вольер? А мама пошла меня искать?
Вдруг именно из-за этого она и пропала?
В голове крутится фраза из маминой статьи: «Негативные впечатления откладываются в памяти, тогда как травмирующие воспоминания стираются».
Лицо Верджила непроницаемо.
– Твой отец сказал нам, что ты спала, – говорит он.
– Ну не могла же я спать в обуви. Кто-то должен был надеть на меня кроссовки и завязать шнурки.
– Вот именно, – кивает сыщик.
Прошлой ночью мне приснился сон. Мы с отцом играли в заповеднике в прятки. Он крался сквозь густую траву у пруда и звал меня по имени: «Дженна! Выходи, покажись, я никак не могу найти тебя!»
Нам обоим ничего не грозило, потому что два африканских слона, обитавших в этом вольере, находились в сарае, где им осматривали ступни. Мне нужно было первой добежать до стены сарая, коснуться ее и крикнуть: «Палочка за себя!» Папа всегда побеждал, потому что бегал быстрее меня. Но на этот раз я не собиралась проигрывать.
«Фасолька, – произнес отец (так он называл меня), – а я тебя вижу».
Папа обманывал, это было ясно, ведь после этих слов он начал удаляться от того места, где я спряталась.
Я закопалась на берегу пруда, как делали слоны. Мы видели это с мамой, когда наблюдали, как они играют, обливая друг друга водой из хоботов или катаясь в грязи, чтобы охладить разогретую на солнце кожу.
Дожидаюсь, когда отец пройдет мимо большого дерева, где Невви и Гидеон раскладывали еду для животных: кубы сена, огромные тыквы и целые арбузы. Таким арбузом можно вполне накормить небольшую семью – или одного слона. Как только папа оказался в тени дерева, я вскарабкалась вверх по откосу, под которым пряталась, и бросилась бежать.
Это было нелегко. Одежда перемазана, волосы слиплись и веревками болтаются на спине. Розовые кроссовки промокли: я провалилась в грязь у кромки воды. Но я знала, что обыграю отца, и с моих губ сорвался смешок, вроде как гелий пискнул, вылетая из горлышка воздушного шарика.
Отцу только этого и надо было. Услышав мой смех, он развернулся и кинулся наперерез, надеясь добежать до места раньше, чем я успею хлопнуть грязной ладошкой по ржавой металлической стенке сарая.
Уж не знаю, чем бы все закончилось на этот раз, если бы из-за деревьев вдруг не показалась сердитая Маура, которая трубила так громко, что я обмерла. Слониха размахнулась и ударила отца хоботом по лицу. Он упал на землю, схватившись за правый глаз, который мгновенно опух. Маура нервно пританцовывала между нами, так что папе пришлось откатиться в сторону, чтобы не попасть ей под ноги.
– Маура, – выдохнул он, – ты что? Все в порядке. Успокойся, девочка…
Слониха снова заревела так, что у меня в ушах зазвенело.
– Дженна, не двигайся и ничего не бойся, – сказал отец, а потом пробурчал себе под нос: – Какой идиот выпустил слона из сарая?
Я заплакала. Не знаю, испугалась я за себя или за папу, ведь, когда мы с мамой наблюдали за Маурой, я ни разу не видела, чтобы слониха проявляла агрессию.
Вдруг дверь сарая мягко отъехала в сторону, и в дверном проеме появилась моя мать. Она быстро окинула взглядом сцену – отца, Мауру и меня.
– Что ты ей сделал? – спросила она мужа.
– Ты смеешься? Мы просто играли в прятки.
– Со слонами? – Говоря это, мама медленно двигалась, чтобы встать между Маурой и отцом: надо было дать ему возможность спокойно подняться на ноги.
– Разумеется нет. С Дженной. А потом Маура вдруг возникла из ниоткуда и ударила меня. – Он потер щеку.
– Наверное, подумала, что ты угрожаешь Дженне. – Мама нахмурилась. – С какой стати вы вообще вздумали играть в вольере у Мауры?
– Но ведь она должна была находиться в сарае, ей же собирались осматривать стопы.
– Нет, там сейчас только Хестер.
– Но так говорилось в объявлении, которое повесил на доске Гидеон…
– Маура не захотела заходить внутрь…
– И как, интересно, я должен был об этом догадаться?
Мама продолжала успокаивать Мауру, пока та наконец не отошла на достаточное расстояние, подозрительно косясь на моего отца.
– Эта слониха терпеть не может всех, кроме тебя, Элис, – буркнул он.
– Неправда. Ей явно нравится Дженна.
Маура заурчала в ответ и подошла ближе к краю деревьев, чтобы чего-нибудь пожевать. Мама взяла меня на руки. От нее пахло дыней, наверное, она подкармливала Хестер в сарае, пока слонихе отмачивали, скребли и смазывали мазью от трещин подушечки стоп.
– Ругаешь меня за то, что я беру Дженну с собой в вольеры, а сам выбрал такое странное место для игр.
– Но здесь же не должно было быть слонов… Ладно, проехали. Тебя все равно не переспоришь. – Отец приложил руку к голове и поморщился.
– Дай посмотрю, что там у тебя, – предложила мать.
– Через полчаса я встречаюсь с инвестором. Буду объяснять ему, что заповедник рядом с населенным пунктом – это нормально, никакой опасности животные не представляют. А у самого под глазом фонарь, который поставила слониха.
Мать пересадила меня на бедро и потрогала папино лицо, мягко нажимая пальцами на припухшее место. В такие моменты мы казались не надкушенным пирогом, а единым целым, и я блаженствовала.
– Ты еще дешево отделался, – сказала мама, прислоняясь к плечу отца. – Могло быть гораздо хуже.
Я видела и чувствовала, как он размяк. Когда мы наблюдали за животными в природе, мама всегда старалась обратить мое внимание на важные детали в их поведении: едва заметное движение тела, смещение плеч, которое показывает, что невидимая стена страха пала.
– Серьезно? – тихо спросил отец. – В каком смысле?
Мать улыбнулась ему в ответ и пояснила:
– Ты мог получить затрещину от меня.
Уже десять минут я сижу на столе в смотровой и наблюдаю за брачными играми двух особей: потрепанного, насквозь проспиртованного Самца средних лет и грациозной гиперсексуальной Самки в самом соку.