Все рассказы об отце Брауне - читать онлайн книгу. Автор: Гилберт Кийт Честертон cтр.№ 81

— Если у вас найдется десять минут, я бы попросил вас проследить за тем человеком с фальшивым носом.

Фламбо с удивлением посмотрел на него, рыжеволосая девушка тоже взглянула, но сказать «с удивлением» — этого мало. Она была одета в простое, свободное, как мешок, платье песочного цвета, но в ней определенно чувствовалась аристократка, а если приглядеться, то, может быть, даже излишне надменная.

— За человеком с фальшивым носом? — воскликнул Фламбо. — Да кто он такой?

— Понятия не имею, — ответил отец Браун, — вот я и прошу вас это выяснить. Окажите мне такую услугу. Человек этот направился туда, — патер ткнул большим пальцем через плечо (один из его невыразительных жестов), — и, верно, не ушел еще дальше третьего фонарного столба. Меня интересует только общее направление.

Фламбо с минуту пристально глядел на своего друга, то ли недоумевая, то ли забавляясь, потом встал из-за стола, протиснул свое огромное тело в узенькую дверь, которая вела из карликового трактира на улицу, и растворился в сумерках.

Отец Браун вынул из кармана книжечку и погрузился в чтение; он, видимо, был так поглощен чтением, что не заметил, когда рыжеволосая дама перешла за его столик и уселась напротив него. Наконец она перегнулась к нему и спросила тихо, но настойчиво:

— Почему вы так сказали? Откуда вы знаете, что нос фальшивый?

Он поднял свои толстые веки и в замешательстве заморгал. Потом нерешительно перевел взгляд на белую надпись на стекле. Глаза молодой женщины проследили за его взглядом и с полным недоумением остановились на буквах.

— Нет, — проговорил отец Браун, отвечая на ее невысказанный вопрос, — ничего загадочного там не написано, никакой это не «овип», я сперва по рассеянности и сам так прочел, пока не вгляделся. Там написано «пиво».

— Ну и что? — сказала девушка, широко раскрыв глаза. — При чем тут надпись?

Его задумчивый взгляд передвинулся на легкий холщовый рукав, по краю которого бежала узенькая полоска с изящным узором ручной работы, позволяя думать, что это не платье простой работницы, а рабочее платье дамы, занимающейся художеством.

— Видите ли, сударыня, снаружи это место выглядит не то чтобы… конечно, здесь вполне благопристойно… но дамы, подобные вам, обычно… обычно думают иначе. Они никогда не заходят в такие заведения по своей охоте… разве что…

— Ну-ну, что? — нетерпеливо поторопила девушка.

— Разве что это несчастные, которые заходят… не для того, чтобы выпить молока…

— Вы поразительный человек, — сказала молодая женщина, — к чему вы все это говорите?

— Не для того, чтобы нарушать ваш покой, — ответил он очень мягко. — А затем лишь, чтобы вооружаться знанием и помочь вам, если вы когда-либо по своей доброй воле попросите моей помощи.

— А почему мне вдруг может понадобиться помощь?

Сонным голосом он продолжал свой задумчивый монолог.

— Вы зашли сюда не затем, чтобы, скажем, повидать хозяев, которым покровительствуете, — в таком случае вы прошли бы во внутренние помещения… И вы зашли не потому, что почувствовали себя дурно, — тогда вы обратились бы к хозяйке, вполне почтенной женщине… да вы и не выглядите больной, а только встревоженной… Улица эта — единственная в своем роде старинная улица, которая тянется прямо, нигде не сворачивая, а дома по обе стороны заперты… Я могу только предполагать, что вы увидели кого-то, с кем не желали встретиться, и трактир оказался единственным прибежищем в этой каменной пустыне. Надеюсь, я не превысил прав постороннего, взглянув на единственного прохожего, проследовавшего вскоре после вас. А поскольку он мне показался человеком, не внушающим доверия, а вы — внушаете доверие… то я приготовился помочь вам. Вот и все! Что же касается моего друга, то он скоро вернется — что тут выяснишь, шагая по такой улице… Я и не надеялся на это.

— Так зачем же вы его послали?! — воскликнула она, подаваясь вперед и уже не скрывая любопытства.

В первый раз он посмотрел на нее прямо и пристально и сказал:

— Я ждал, что вы захотите поговорить со мной.

— Ну, уж раз вам так хочется со мной побеседовать, может быть, вы ответите на мой вопрос. — И, помолчав, она добавила: — Я имела честь спросить вас, почему вы считаете нос того человека фальшивым?

— Воск в такую погоду чуть-чуть подтаивает, — с неподражаемой простотой ответил священник.

— Но кто будет себе делать такой кривой нос? — запротестовала рыжеволосая девушка.

Священник, в свою очередь, слегка улыбнулся.

— Да, действительно, такой нос вряд ли будешь заводить из фатовства, — согласился он. — Я склонен думать, что этот человек завел себе такой нос потому, что его настоящий нос не в пример красивее.

— Но зачем это ему? — настаивала девушка.

— Как там говорится в детских стишках? — рассеянно уронил отец Браун. — Встал однажды человек на кривые ножки, и пошел он в тот же час по кривой дорожке… Мне думается, этот человек пошел по очень кривой дорожке, взяв себе в проводники собственный кривой нос.

— А что же он такого сделал? — чуть дрогнувшим голосом спросила она.

— Мне не хочется вынуждать вас к откровенности, — сказал очень спокойно отец Браун, — но, по-моему, вы могли бы рассказать об этом человеке куда больше, чем я.

Девушка вскочила и застыла на месте, сжав кулаки, как будто собиралась вот-вот убежать, но тут же пальцы ее медленно разжались, и она опять села за столик.

— Я расскажу вам все, — твердо сказала рыжая девушка. — Не могу сказать вам только одного: почему я вам это рассказываю. Этого я не знаю.

Перебирая пальцами старенькую заштопанную скатерть, она начала:

— Мне кажется, вы способны различать, где снобизм, а где нет, и если я скажу, что происхожу из старинного аристократического рода, вы поймете, что это необходимая предпосылка к моей истории. В самом деле, пожалуй, главная угроза для меня и кроется в допотопных понятиях моего брата — noblesse oblige ^[79] и всякое такое. Да, меня зовут Кристабел Карстэрс, отец мой был тем самым полковником Карстэрсом, о котором вы, возможно, слышали: он собрал знаменитую коллекцию римских монет. Не буду и пытаться описать отца, вернее будет, если скажу, что он и сам очень походил на римскую монету. Такой же красивый и подлинный, такой же ценный и металлический, и такой же устаревший. Он больше гордился своей коллекцией, чем гербом, — точнее, пожалуй, не скажешь. Его сумасбродный характер как нельзя ярче проявился в завещании. У него было два сына и дочь. С одним из сыновей, моим братом Джайлзом, он поссорился и услал его в Австралию, положив ему мизерное содержание. После этого он сделал завещание, в котором коллекцию и еще более мизерное содержание отказывал другому сыну — Артуру.

Он искренне считал, что это лучшая награда, высочайшая честь, какую он мог оказать Артуру за его преданность, высокую нравственность и те успехи, каких брат достиг в математике и экономике в Кембридже. Мне он оставил фактически все свое значительное состояние, и, уверена, сделал это в знак пренебрежения.