– Не слишком ли вы торопите события, доси?
Это неизбежно, господин Берг! И мы заранее смирились с диктатом победителей… Но есть вещи, которых допустить просто нельзя!
– Например, того, что на скамье подсудимых будущего трибунала окажется император Хирохито?
– Он никогда не окажется на этой скамье, дорогой друг!
– О-о, в таком случае ваше влияние гораздо больше, чем можно было предполагать! «Дядя Джордж», Новая Зеландия, Британия и даже левые японские политики, насколько я знаю, настаивают именно на этом!
– Разрешите нескромный вопрос, Илья-сан: а каково ваше личное мнение на этот счет? И ваше, Андрей-сан?
Берги переглянулись и дружно рассмеялись:
– Неужели вы думаете получить искренний ответ на такой провокационный вопрос, господин Осаму? Мы с сыном прекрасно помним, с кем говорим!
– Перестаньте! – слегка поморщился Осаму. – В наши дни тема причастности к военным преступлениям императора Хирохито не обсуждается только глухонемыми!
– И тем не менее вопрос некорректный, господин Осаму! К тому же: чтобы мы ни говорили, вопрос будет решаться не нами!
Осаму помолчал, выпил подряд две чашечки саке и поднял на собеседников взгляд абсолютно пустых глаз:
– Сейчас я скажу вам то, чего вы никогда не прочтете ни в одной газете, господа… Вы знаете, что Хирохито в конце сентября был с визитом у генерала Макартура и сам предлагал свою кандидатуру для скамьи подсудимых?
Отец и сын переглянулись.
– Ну, что ж… По крайней мере, это говорит о том, что у императора достаточно человеческого мужества, – пробормотал Берг-старший. – И что же? Как отреагировал генерал на такое заявление? И почему об этом ничего не было в газетах?
– Дуглас Макартур – мудрый человек и прозорливый солдат. Он понимает, что император Японии в глазах его многомиллионных подданных – не просто человек, а полубог! Или Бог. Как бы к нему не относились его подданные, Бога трогать нельзя!
Осаму снова помолчал, поковырял палочками в миске с маринованной рыбой.
– Наши люди перехватили телефонный разговор, который состоялся у генерала с президентом Эйзенхауэром… Не спрашивайте меня – как это было сделано. Но это было сделано! Президент довел до Макартура свою точку зрения, уже склонявшуюся к британской и советской: отдать Хирохито под трибунал и повесить! Однако генерал был категорически против! Знаете ли вы, чем он мотивировал свою позицию?
– Откуда же…
– Он ответил своему президенту просто и по-солдатски, господа! О’кей, сказал он. Вы хотите его повесить? Я тоже хочу этого не меньше вашего! Но в отличие от вас, господин президент, я понимаю, что этого делать нельзя! Вы настаиваете? О’кей, тогда мне нужна ваша письменная директива. А самое главное – мне нужно после этого не менее миллиона американских солдат на этих островах! Причем – на очень долгое время! И учтите, господин президент, что вам, а не мне, придется объяснять миллиону американских матерей, что такое решение породит в Японии полномасштабную партизанскую войну! Вам, а не мне, придется объяснять этим матерям – почему каждый день на японских островах гибнут их сыновья! А я что – я буду драться здесь. Год, два, десять лет…
– Генерал имеет все шансы стать национальным героем Японии, но вряд ли такое решение повысит его международный престиж, – хмыкнул Андрей Берг.
– Не уверен насчет второго, но первое ваше предположение продиктовано, Андрей-сан, все же молодостью, – невесело улыбнулся Осаму. – Генерал практичный человек, но не более того! Вы знаете подробности подписания Акта капитуляции? Как именно это было обставлено, господа? Хотите услышать из первых уст?
– Погодите, господин Осаму, но, насколько я знаю, на церемонии присутствовало с японской стороны всего одиннадцать человек, причем только двое представители прессы. А вы говорите – из первых уст… Впрочем, простите, возможности Кансейкеку мне известны… Расскажите, если это возможно.
Осаму пожал плечами, хлопнул в ладоши и резко отдал мгновенно появившимся служанкам короткое распоряжение. Через минуту на низком столике появились две приземистые бутылки Chivas Regal несколько грубоватых стаканов явно американского производства.
– Оккупанты после церемонии пили именно это, – объяснил он. – Наверное, мы лучше поймем их чувства, если будем действовать максимально похоже.
Осаму ловко скрутил крышку с одной бутылки, щедро плеснул в три стакана янтарный напиток и поднял свой стакан.
– Начнем с того, господа, что линкор «Миссури» бросил якорь в том именно месте, где более ста лет назад стал на стоянку «черный» корабль коммодора Мэтью Перри
[16]
… И этот же проклятый флаг с тридцатью одной звездой был первым, что увидела японская делегация, поднявшись на дек линкора… Ах, да им же еще надо было подняться…
Осаму рывком опрокинул в рот треть стакана чистого виски, покрутил стекло в руках, осторожно опустил на стол. Берги к своим стаканам не притронулись.
– Ранним утром второго сентября на «Миссури» прибыли делегации стран-победителей, – бесцветным голосом продолжил Осаму. – Японскую делегацию доставили к линкору на эсминце, в 8.30 утра. И почти полчаса они наблюдали, как одна за другой на «Миссури» прибывают победители, которые должны были принять нашу капитуляцию. Потом японцев на моторном катере подвезли к трапу… Ах да, я забыл сказать: накануне по этому трапу американские офицеры с хронометрами в руках почти два часа гоняли матросов разной комплекции и возраста. У каждого в штаны была засунута ручка от швабры: это репетировался подъем на корабль главы делегации, министра иностранных дел Японии Мамору Сигемицу. В конце концов Макартур решил, что одноногому человеку с протезом от бедра хватит трех минут, чтобы подняться на линкор.
Осаму снова налил в стакан виски, однако, повинуясь какому-то порыву, внезапно выплеснул напиток в хибати и продолжил:
– Сигемицу не уложился в отведенное генералом время. Он поднимался четыре минуты: задыхаясь, покрываясь потом, едва переводя дыхание и делая неимоверные усилия, чтобы не потерять равновесие. Никто не подал ему руки, никто не помог – лишь Макартур, выйдя через три минуты из своей каюты и увидев, что министр еще не добрался до дека, с недовольным видом снова исчез: он не желал ждать побежденного!.. Потом началась церемония подписания. Кстати, британцы, для «торжества момента», приволокли на «Миссури» какой-то редкостный исторический столик красного дерева – однако Макартур велел убрать его – он показался ему слишком роскошным и не соответствующим моменту японского позора. Стол заменили обычным, из матросского кубрика, застелив его скатертью со следами кофейных пятен…