Мою мать похоронили в одной из ее знаменитых черных шалей. Говорят, когда ей в руки вкладывали четки, оказалось, что костяшки ее пальцев черные, а единственный способ вытравить из кожи краситель – это опустить руки в уксус, но моя мама умерла в самый жаркий день в году и на такие мелочи не было времени.
Что же касается меня, то всю мою жизнь я по привычке сплетала и расплетала что-то, особенно когда нервничала. Четки, или собственные косички, или бахрому скатерти, не знаю что. Пальцы не забывают, верно я говорю? В течение нескольких лет, когда я чувствовала наибольшее отчаяние, наибольшее одиночество, все те годы, что я жила у Тетушки Фины и позже по жизни я успокаивала себя тем, что втирала в ладони уксус и плакала, плакала и вдыхала запах уксуса, запах слез, и они казались мне одинаково горькими, нет?
Ты не имеешь никакого представления о том, каково это было – жить с моей Тетушкой Финой и ее шестнадцатью отпрысками. Представить такое невозможно. Твой отец никогда не покидал тебя. Твой отец никогда не сделает этого.
Но не надо думать, что моя жизнь была исключительно печальной. Когда мы с твоим дедушкой поженились, как же счастливы мы были.
Ты забегаешь вперед, Бабуля.
Ну, все тогда было очень divertido
[218]. Словно в прекрасном фильме, можно сказать, хотя мы с ним никогда не были богаты… Я говорю о послевоенном времени, потому что до войны семья Рейес считалась adinerada – при деньгах, так-то вот. Мужчины никогда не пачкали руки работой, а женщинам не приходилось погружать свои руки в мыльный раствор, если только они не мыли себя. Потому что твой прадедушка Элеутерио был музыкантом и учителем, помни об этом. Он даже играл на пианино в Национальном дворце для президента Порфирио Диаса и для таких семей как Лимантуры, Ромеро де Террерос, Ринкон Галлардо, Лердо де Техада, для, как говорится, las familias popoff
[219]. Помню, у Нарсисо была коробка с отцовскими бумагами, где во множестве имелись ноты вальсов, написанных им самим. У меня кое-что осталось от этого, но кто знает, где все это сейчас*. Вполне может быть, что ты сейчас сидишь на одной из нотных рукописей.
Я вышла замуж в почтенную семью. Поначалу я не могла заставить себя есть в присутствии своего мужа. Я ела на кухне. А поскольку мексиканская еда требует, чтобы ее постоянно подносили, мне было легко дождаться, пока он поест. Я обычно говорила: «Я не голодна, я поела, когда готовила». Или же: «Ешь, ешь, пока не остыло. Хочешь еще tortillas?» И подогревала tortillas на comal.
Вот почему я думаю, что величайшее кулинарное изобретение – это микроволновая печь, благодаря ей можно съедать дюжину tortillas зараз и при этом сидеть как la gente decente
[220], а не поглощать пищу стоя, словно лошадь.
Qué микроволновая печь, ni qué nada
[221]. Ты просто маленькая дурочка. Tortillas не имеют вкус tortillas, если их не пожарить на comal. Tortillas и миска бобов в собственном соку с несколькими ложками риса, кукурузную tortilla сворачивают туже, чем сигарету. Изумительно! Ay, но Нарсисо устраивал по такому поводу истерику: «Перемешанные рис и бобы! Как это вульгарно!» И начинал целый час распространяться о том, что все это надо подавать на разных тарелках, и так вот он и ел, словно не подумал дважды о том, кто будет мыть эти самые тарелки. Всю свою жизнь Нарсисо будет хвастать: «Я даже не знаю, какого цвета стены кухни», имея в виду, что он никогда в ней не появлялся.
Имея в виду, что он настоящий мужчина.
Тут можно сразу понять, какой перед тобой человек. По тому, как он ест. Да еще по его обуви. Нарсисо ел как мужчина зажиточный, словно не беспокоился о том, откуда берется еда, не проглатывал ее в спешке, не съедал слишком много, не хватал еду руками, но с изяществом орудовал ножом и вилкой, разрезал еду на маленькие кусочки, не ронял столовые приборы, не разговаривал с набитым ртом, не причмокивал, не ковырял за столом в зубах зубочисткой и, конечно же, он был привычен к тому, чтобы все подавали на разных тарелках. Он не зажимал нож и вилку в кулаках, не черпал еду с помощью tortillas, как это делали у Тетушки Фины. Его манеры за столом были очень элегантны. А его обувь? Она тоже была элегантна. Надраенные армейские ботинки или же прекрасные английские модельные туфли. Да, он любил хорошие вещи.
Знаешь, я не совру, если скажу, что мы с ним жили в любви. То есть мы с Нарсисо поженились не так, как было принято в те времена, не по договоренности, а по любви. Я какое-то время трудилась на кухне моей Тетушки Фины, которая была и тетушкой твоего дедушки, ведь мы с ним были далекими родственниками. А затем меня пригласили работать у твоей прабабушки. И думаю, твоему дедушке стало жалко меня, потому что тогда я была прехорошенькой. И, будто в сказке, он влюбился в меня, хотя я была все время в пыли из-за работы по дому. И все равно он понял, что я любовь всей его жизни. И он быстренько выкрал меня, ну и мы поженились и все такое.
А поскольку мой Нарсисо был очень умным, ему дали бумагу, удостоверяющую, что он был лоялен по отношению к Конституционному правительству в Трагическую декаду 1914 года, и предоставили ему хорошее место в Национальной комиссии по транспорту, поскольку он был ранен в войну. Эту рану он получил из-за ужасного susto. Вот почему твой дедушка не мог купаться в океане, когда приехал в Акапулько. Но это уже другая история, часть другой истории, которая сама часть еще одной истории.
Ну что ж, скоро мы это увидим.
* Это «Вальс без названия», потому что я потеряла те ноты, но я все же помню его…†
(Композитор – сеньор Элеутерио Луис Гонзага Франсиско Хавьер Рейес – родился в 1871 году и был крещен тогда же, что явствует из записи, найденной в доме приходского священника церкви Святого Стефана в Севилье. Этот документ доказывает, что, вне всяких сомнений, в жилах Рейесов течет испанская кровь.)
I.
Tenía tal distinción
Que era de aquel salón.
Tal distinción que verla
y amarla todo fue en mi
y amore ardiente le declaré.
II.
Ella sonrió, mi ruego oyó.
También me dijo: Te quiero yo.
Pues si me quieres, le respondí,
un beso dame y seré feliz.
Si con un beso feliz te haré
después del baile te do daré.
III.