Карамело - читать онлайн книгу. Автор: Сандра Сиснерос cтр.№ 33

– А когда приедут ваши другие дети, сеньора Регина?

– Другие дети? У меня нет детей кроме Нарсисо.

Даже при наличии стольких пустующих спален у Соледад не оказалось собственной настоящей комнаты. Ей была выделена бывшая кладовая, где стояла кровать за металлической дверью с матовым стеклом, разделенным на шесть панелей, но только четыре из них были целыми, а одна оказалась разбитой. Сама по себе дверь, некогда белая, со временем стала желтой, цвета мексиканской сметаны, а по краям проржавела. Поскольку дом просел, дверь нельзя было закрыть так, чтобы она не скрипнула по плиткам пола, но при каждом таком звуке сеньора Регина начинала стонать, что у нее ужасная мигрень. Вот почему Соледад приходилось каждый раз немного приподнимать дверь, открывая и закрывая ее, хотя позже она обнаружила, что проще оставлять ее открытой.

Я помню, что в квартире была большая темная зала с пыльными полосатыми шторами, очень в то время модными, в стиле, называемом castillo ^[209], а также столовая с выложенным красными плитками полом, который надо было мыть каждый день, поскольку сеньора Регина любила, чтобы они блестели, хотя не имело никакого значения, прошлась ты по ним шваброй шесть или шестьдесят раз, ведь, высохнув, они все равно казались грязными. А еще кухня! Такая большая, что в ней можно было танцевать. У одной только плиты имелось шесть hornillas ^[210] для угля! Это была одна из тех старомодных плит, что надо было зажигать с помощью палочки из ocote ^[211], купленной у уличного торговца.

По сравнению с семьей Соледад семья Нарсисо жила в роскоши. Они предпочитали думать о себе, как о об одной из las familias buenas, чьими гербами были украшены двери этих колониальных зданий. В конце-то концов, сеньор Элеутерио был родом из Севильи, о чем члены семьи любили напоминать всем и каждому. Но если по правде, то кому было напоминать об этом? Рейесы были далеко не богаты, равно как и не бедны. И хотя квартира у них была огромной, они выплачивали за нее ренту, и все те комнаты, что они называли своим домом, не являлись их собственностью.

Сеньор Элеутарио был просто-напросто пианистом, зарабатывавшим себе на жизнь тем, что преподавал музыку в начальной школе – «однажды я играл для президента страны!» – и его зарплата не превышала заработка неквалифицированного рабочего. Но Регина была умной женщиной.

– Можно сказать, у меня собственное небольшое дело. – Подруги приносили ей подержанные вещи на продажу, и по уик-эндам она арендовала место на базаре Баратилло, хотя и не любила распространяться об этом. Но именно благодаря «небольшому коммерческому предприятию» Регины им удалось сохранить квартиру и делать вид, что они gente adinerada ^[212], особенно в последовавшие за тем тяжелые годы, когда никто особо не мог позволить себе задирать нос.

Самым плохим в жизни с семьей Нарсисо были не замурованные в стене кости, или слишком уж многочисленные спальни, или никогда не выглядящий чистым пол, или комнатка рядом с кухней, в которой невозможно было уединиться, нет. Самым плохим оказалась доброта сеньоры Регины.

Регина была до ужаса слащавой: «Ну, Соледад, как же тебе впору это платье. Оно так идет тебе. Словно на тебя сшито. Правда, тебе нужно подстричься, но в остальном ты выглядишь лучше некуда, клянусь. У тебя, должно быть, тот же размер, что и у нашей предыдущей девочки. Нет, конечно же, она за ним не вернется. Потому что слишком уж располнела. Она называла себя señorita, но кто там ее знает. Не думай об этом. Мы тебе рады. Спасибо Святой Деве, мы избавились от этой вшивой, поганой девчонки. Pobrecita. Бедняжка».

Сеньора Регина дарила Соледад одежду и вещи, которые ей больше не были нужны, и та мучилась от необходимость принимать и носить их. «Нет нужды благодарить меня, Соледад. Не твоя вина, что тебе приходилось подтирать задницу кукурузной кожурой и бегать босиком. Такие девочки, как ты, не приучены к другой жизни. И какой же счастливой ты должна чувствовать себя сейчас, ведь живешь у нас как королева».

Конечно же, печаль усиливается с наступлением темноты. Помогают ли слезы справиться с горем? Если только немного. Да и то не всегда. Прекратив плакать, Соледад опять видела перед собой комнату с изуродованной дверью с двумя недостающими стеклами, с трещиной на одном из оставшихся, напоминающей вопросительный знак. Все как оно было, есть и будет. Ныне и во веки веков. Аминь.

*Поскольку в этой жизни есть великое множество всяческих историй и ни одна из них не может полностью разъяснить, кто есть кто, приглядимся здесь к тем сложным зигзагам судьбы, что позволили Регине стать сеньорой Рейес.

Регина любила думать, что ее брак с Элеутерио Рейесом очистил кровь ее семьи и она стала вроде как испанкой. Но, честно говоря, все ее родственники были темными, словно cajeta ^[213], и ничем не примечательными, словно tortilla из кукурузной муки. Ее отец был mecapalero ^[214], своего рода вьючным животным, он таскал на своей спине вещи, вес которых в десять раз превышал его собственный, – комбинированные шкафы, бочки и всякое такое. В наши дни этим занимаются велосипедные рикши с площади Сокало, потерявшие человеческий облик и деградировавшие, но, по крайней мере, занимающиеся честным и нужным трудом в наш испорченный и перенаселенный век. Во времена же сеньоры Регины иногда в сезон дождей было необходимо нанять кого-то вроде ее отца, кто, привязав себе на спину стул, за небольшую плату перенес бы тебя через затопленные улицы столицы так же бережно, как некогда святой Христофор перенес младенца через бурлящую реку. И Регине не следовало смотреть слишком уж свысока на своих соседей, поскольку она вознеслась вверх по социальной лестнице, восседая на спине своего мужа-испанца, во многом подобно тому, как клиенты ее отца перебирались на безопасные места, сидя на его спине.

Pobrecita сеньора Регина. Она вышла замуж не по любви. Когда-то, очень давно, жил на свете некий Сантос Пьедрасанта, покончивший с жизнью из-за любви к ней. Он делал из папье-маше фигурки Иуды, что сжигали перед самой Пасхой в Великую субботу. Их вешали во дворах, а потом с помощью петард превращали в облако клочков газетной бумаги. В остальное время года он делал piñatas – быков, клоунов, ковбоев, редиски, розы, артишоки, куски арбуза, лиры – все что пожелаешь. У Сантоса Пьедрасанты это хорошо получалось. Он был, как говорила сеньора Регина, «…muy atractivo, muy, muy, muy atractivo, pero mucho, ay, no sabes cuánto ^[215]…»†