Карамело - читать онлайн книгу. Автор: Сандра Сиснерос cтр.№ 114

– Стать священником?

– Ну да, нет, может быть. Не знаю. Но я поклялся, что больше не буду впускать в себя зло, например травку.

– Или не будешь погружаться в зло, например в меня, так?

Эрнесто мотает головой:

– Ты не понимаешь, Лала. Ты просто не хочешь ничего понимать, вот и все.

– Да все я понимаю. Тебе просто нужно разрешение Бога на то, чтобы сорваться с крючка. Ты боишься. Боишься решать за себя и стать мужчиной. И потому хочешь, чтобы Церковь объяснила тебе, что хорошо и что плохо. Ты не способен прислушаться к своему сердцу. Это слишком дорого тебе обойдется. В конечном-то счете мы же не захотим огорчить твою мать.

– Вот о чем я и говорю, – сердится Эрнесто. – У нас с тобой разные духовные ценности. Как мы можем пожениться, если не верим в одно и то же? Сама не видишь? Нас ждет большое горе, Лала. Послушай, ты мне по-прежнему небезразлична…

– Небезразлична! Несколько часов назад я думала, ты любишь меня.

– О’кей, я по-прежнему люблю тебя. Послушай, мы заплатили за этот номер на неделю вперед. Мы можем… я могу остаться здесь с тобой, если ты того хочешь. Как друг. Ты хочешь этого?

– Как друг? Что это значит?

Он обнимает меня как-то неловко, так, что наши тела не соприкасаются. Мне хочется смеяться, вот только я готова расплакаться. И я плачу, весь день и всю ночь, словно из раны вытекает горячая кровь. Эрнесто то и дело просыпается, обнимает меня и тоже плачет. Мы все время вертимся, как в рекламе матраса, и Бог, которого я видела, когда Эрнесто прикасался ко мне, покидает комнату, и ангелочек в изголовье кровати самодовольно усмехается.

И только позже, спустя недели, я понимаю, что эти слезы были самым честным из всего, что он когда-либо мне сказал.

На следующее утро Эрнесто исчезает, оставив мне достаточно денег на еду на несколько дней и на обратный билет на автобус до Сан-Антонио, просит быть осторожной, и я чувствую себя ужасно из-за того, что попросила его «украсть» меня, потому что, в конце-то концов, это была моя блестящая идея.

Я зла как Ева. Чувствую себя больной, и номер 606 кажется мне маленьким и мрачным, давящим. Встав в туалет, обнаруживаю, что у меня начались месячные, и создается впечатление, будто тело задерживало дыхание и вот теперь извергает все то, что я носила в себе. Нужно убираться отсюда, думаю я.

Одеваюсь, повязываю Бабулину caramelo rebozo на голову, как цыганка, и начинаю сосать бахрому. У нее знакомый сладкий вкус, как у моркови, как у camote, и это успокаивает меня. Спускаюсь по лестнице и выхожу на центральные улицы столичного города, тыкаюсь то туда, то сюда, пока не понимаю, как пройти к Ла-Вилле. Иду и не останавливаюсь до тех пор, пока не оказываюсь перед домом на улице Судьбы. Но здесь все переменилось. Дом выкрашен в отвратительный коричневый цвет, словно это caca, и оттого мне становится только хуже.

Дом на улице Судьбы ужасен. Из калитки торопливо выходит толстая женщина, сжимающая в руке пакет для покупок, она не обращает на меня ни малейшего внимания. Комнат, где мы спали, двора, где играли с Канделарией, той улицы, какой мы ее помним, – всего этого больше нет.

Я иду к basílica. Улицы переходят в замусоренные проходы между светящимися в темноте Девами Гваделупскими, пресс-папье с Хуаном Диего, брошками с Пресвятой Девой, скапуляриями, наклейками на бампер, цепочками для ключей, пластиковыми пирамидами. Старый собор сгибается под собственной тяжестью, воздух грязен, на обочинах гниют кукурузные кочерыжки, район перенаселен, варится в собственном соку, мужчины на углах шипят мне псст-псст, мухи на сладком желе потирают мохнатые лапки, словно хотят сказать «жду-не-дождусь».

Старая церковь закрыта. Рядом построено новое здание с эскалатором, украшенное tilma ^[516] Хуана Диего. Бедная Дева Гваделупская. Сотни людей едут к ней как по конвейеру. Это самые несчастные люди на свете, и среди них я с Бабулиной rebozo на голове, повязанной как у пирата, как у кого-то из персонажей «Волос».

Я не ожидала этого. Я имею в виду веру. Я перепутала папу римского с этим, со всем этим, с этим светом, этой энергией, этой любовью. Религии можно не придавать значения. Но я не осознавала силу и мощь la fe ^[517]. Какой же дурой я была!

Грузная женщина, крестящаяся со свечкой в руке. Мать, не снявшая фартука, осеняющая крестом себя и своих дочерей. Viejita ^[518] в обносках, пришедшая сюда на коленях. Плачущие мужчины, мачо, чьи губы шепчут молитвы, люди со столькими нуждами. Помоги мне. Помоги мне!

Всем нужно столь многое. Всему миру много чего нужно. Всем, женщинам, жарящим обед и кладущим теплые монеты тебе в руку. Рыночным торговцам, спрашивающим: «Что еще?» Водителям такси, спешащим проехать на зеленый свет. Младенцам, мурлыкающим на полных материнских плечах. Сварщикам, пожарным, бабушкам, банковским служащим, чистильщикам обуви и дипломатам. Каждому из них нужно очень многое. Планета крутится на своей оси, как пьяный, пытающийся сделать пируэт. Мне, мне, мне! В каждом кулаке по пустому поднятому стакану. Земля дрожит, словно поле, готовое расцвести одуванчиками.

Смотрю вверх, и Дева смотрит вниз на меня, это кажется выдумкой, но это правда. Вселенная – ткань, и все люди переплетены между собой. Все и каждый связаны со мной, а я связана с ними, словно мы нити rebozo. Вытащи одну нитку, и вся вещь расползется. Каждый человек, вошедший в мою жизнь, изменяет ее узор, а я изменяю их узоры.

Я возвращаюсь в гостиницу. Прохожу мимо странников, целый день шедших сюда из своих деревень, мимо танцоров с погремушками на щиколотках и высокими, украшенными перьями прическами, мимо торговцев свечами и лампадами. Прохожу через Аламеду, этот зеленый оазис, и присаживаюсь на чугунную скамейку. Мимо проплывает продавец сахарной ваты, бесплотный, как ангел. При виде тележки, полной сладкой кукурузы, у меня урчит в животе. Девушка и ее молодой возлюбленный, сидящие напротив, страстно обнимаются. Они напоминают меня и Эрнесто. Я вижу, как они счастливы, и это разбивает мне сердце.

А что было потом? слышу я мамин голос. И у меня появляется такое чувство, будто я проглотила ложку, будто что-то застряло у меня в горле, и каждое сглатывание причиняет мне боль.

Me duele, тихо говорю я себе, мне было больно. Но иногда боль – это единственный способ почувствовать себя живой. О чем-то таком говорила Бледнолицая Тетушка. Мне кажется, я вся пропитана печалью. Если кто подойдет ко мне или просто скользнет по мне взглядом, я рассыплюсь на кусочки, как оставленная под дождем книга.

Я возвращаюсь в гостиницу «Маджестик», в номер 606, когда солнце уже клонится к закату и дома отбрасывают длинные тени, а здания на другой стороне улицы, Президентский дворец и calle de la ^[519] Монеда, сияют, словно венецианский пейзаж. Но я слишком устала для того, чтобы наслаждаться этим светом.