– Старый отец отца, – произнесла она, – я принесла инжир из первого сада.
Старик оторвал взгляд от кости, которую безрезультатно грыз.
– Подойди ближе, инжир, – сказал он с мягким дребезжащим клекотом, глядя на меня.
Инжир – это я.
Геймлпар, все еще жуя, махнул жирными пальцами, блеснувшими в свете костра. Без сомнения, прием пищи был для него небыстрым делом.
– Скажи инжиру, чтобы снял тряпье.
Винневра склонила голову в мою сторону. Я стянул лохмотья и шагнул к огню, чувствуя некоторую неловкость под спокойным взглядом старика. Наконец Геймлпар отвернулся, причмокнул и попытался разгрызть кость еще раз.
– Человек, но не из городских и не из живущих рядом со стеной, – подытожил он. – Покажи спину.
Я медленно повернулся, глядя через плечо.
– Гм… – пробормотал он. – Ничего. Покажи ему свою спину, дочь дочери.
Без тени стыда или сомнения Винневра повернулась и подняла свой тряпичный топ. Старик вновь взмахнул жирной кистью, веля присмотреться. Я не дотронулся до девочки, но заметил отпечаток на маленькой спине – блеклую серебристую метку, похожую на руку, сжимающую три обруча.
Винневра опустила топ.
– Это тот, кто упал с неба, – сказала она. – Он говорит, что пришел из места, называемого Эрде-Тайрин.
Старик перестал жевать и снова поднял голову, как будто заслышав отдаленную музыку.
– Повтори еще раз, четче.
– Эрде-Тайрин, – подчинилась она.
– Пусть скажет он.
Я произнес название родной планеты. Старик круто развернулся и сменил позу. Теперь его рука лежала на согнутой в колене ноге, а недоеденная ножка кролика свисала в вытянутой руке.
– Я знаю о нем, – произнес он. – Маронтик там крупнейший город.
– Да!
– Снаружи стелются большие пространства травы, песка и снега. В одном месте земля раздвинута, и пропасть глубока и темна; там ледяные горы трутся о горы каменные, и в этих челюстях перемалываются огромные глыбы.
– Ты там был? – спросил я.
Он кивнул:
– Только в раннем детстве. Я не помню этого. Но моя лучшая жена была старше, она пришла оттуда до меня. Она называла тот мир Эрдой, описывала его. Он не похож на это место.
– Не похож, – согласился я.
Старик перешел на мой родной язык. Говорил вполне бегло, но со странным акцентом, и употреблял незнакомые мне слова. Геймлпар жестом предложил сесть возле него.
– Эта жена рассказывала хорошие истории. Она наполнила мою жизнь ясным светом страсти и мечты.
– Что он говорит? – спросила меня Винневра.
– Рассказывает о своей любимой жене, – ответил я.
Винневра прилегла, подперев локтем голову, с другой стороны от старика.
– Мама моей мамы. Она умерла в городе до моего рождения.
– Мы прожили здесь много долгих лет, – продолжил Геймлпар. – Моя лучшая жена хотела бы услышать о Маронтике. Каков он сейчас?
Я описал старый город, его воздушные паромы, рыночные площади и энергостанции, оставленные Предтечами. О своих приключениях с манипуляром и Дидактом я умолчал.
– Она ничего не говорила о паромах, – произнес старик. – Но это было давно. Винневра сказала, что где-то здесь ты потерял друга. Он из маленьких людей с мелодичными голосами?
– Да.
– Некоторые из них есть тут, но не в городе, а очень далеко в сторону противоположной стены. Когда-то давно мы видели их, но они ушли. Они были по-своему честны, однако мало уважали размер или возраст.
Райзер был уже стар, когда нашел меня. Чамануши живут долго.
– Геймлпар, мы голодны, – заявила Винневра. – В деревне нет хорошей еды, или забыл?
– Я послал тебя туда посмотреть, когда небо загорелось, а звезды начали падать, – кивнул старик. – Меня там все еще не ждут.
Я не мог уследить за поворотами рассказа. Что из него правда? Возможно, для людей на сломанном колесе она ничего не значит.
– У них нет кроликов, – подольстилась Винневра.
– Они съедают всю дичь, не оставляя никого для размножения, а потом голодают. Они сжигают леса, а после мерзнут, бегут из города, но живут недалеко, боясь уйти… и исчезают. Но это не их зло. Предтечи забрали некоторых жителей деревни во Дворец Боли, и теперь остальные охвачены страхом и ничего не хотят делать. Пфааа! – Старик зашвырнул обглоданную кость в кусты.
– Поделись мясом, и я расскажу все, что знаю, – сказал я.
Геймлпар уставился на огонь и тихо буркнул:
– Нет.
Винневра посмотрела укоризненно. В отличие от меня, она умела ладить с Геймлпаром.
– Мы вернулись, и мертвые Предтечи еще были там. Никто не пришел за ними.
Старик, подняв глаза, поразмыслил секунду.
– Очисти эту ветку, – сказал он Винневре, – а я зажарю второго кролика. Он для вас; я уже наелся.
Когда Винневра ободрала кору зубами и ногтями, Геймлпар насадил зверька на палку и положил тушку в шкуре прямо на угли.
Мы сидели рядом с ним под мигающими звездами и яркой серебристой лентой небесного моста, ожидая, когда приготовится кролик.
Геймлпар перевернул зверька, держа палку за свободный конец. Запах паленой шерсти был совсем не аппетитным. Старик пытается наказать меня за наглость?
– Кролик, приготовленный в шкуре, более сочный, – объяснила Винневра.
– Пахнет плохо, кушается хорошо, – согласился Геймлпар. – Расскажи, что ты видел. Огонь в небе, сияние, твое падение – как все выглядело сверху?
Я описал кое-что из случившегося.
– Предтечи злились друг на друга, когда я был с ними в последний раз. А мертвые…
– Ты был с ними? – Геймлпар лег на бок, перевернулся на спину и принялся разглядывать мост.
– Я их не знал. Возможно, они куда-то везли меня.
Он кивнул:
– Падающие звезды – разрушающиеся корабли. Много кораблей. Но откуда взялся яркий свет, из-за которого заболели глаза и голова, я не знаю. А ты?
Геймлпар оказался на удивление проницательным, но он не был полностью искренен. Старик что-то знал или по крайней мере пришел к догадке, и сейчас он испытывал меня.
Спроси, кто он еще.
– Почему ты хмуришься? – обратилась ко мне Винневра.
Я покачал головой. Быть посредником для двух старых мертвых воинов я не собираюсь. Пока хочу оставаться самим собой.
– Вон там, – указал Геймлпар на пятнистый участок почти в трети пути вверх по ленте, – большой корабль врезался в обруч еще до сияния и падающих звезд, как раз перед твоим крушением. – Он потянулся к другой, более толстой палке, дал ее Винневре и выдохнул через рот. Девочка показала палку мне. На ней было много насечек. – Отметь еще парочку, – велел старик. – День или около того, не важно.