Я повернулся и подавил стон, когда Фелисити пробралась к нам сквозь толпу. Прошло столько времени с тех пор, как я видел Фелисити в последний раз, и она стала еще красивее. Рыжевато-каштановые мерцающие волосы спускались до бедер. У девушки была осиная талия, и я прекрасно помнил, какой горячей становилась ее нежная кожа под моими пальцами. Мне ее не хватало… но сейчас все изменилось. А рядом с ней, как холера за чумой, следовал Уильям. Отлично! Просто превосходно!
— Прескот!
Фелисити просияла, и у меня внутри все сжалось.
Однако я поцеловал ее в щеку — ради моего отца, который удовлетворенно кивнул.
— Фелисити, рад тебя видеть, — солгал я. — Привет, Уильям, — доброжелательно поздоровался я.
— Привет, Скотти, вот мы и снова встретились, — ответил тот насмешливо.
— Да! — Я лукаво улыбнулся. — Люблю забирать долги по ставкам. Ты же не забыл, что обещал мне, правда?
Ухмылка Уильямса померкла.
— Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить вам голоса, — шепнул он.
Я промолчал. Тем временем Фелисити разглядывала нас обоих.
— Безумие! Почти как встреча одноклассников, верно? — заворковала она.
Мой отец продолжал за нами наблюдать.
— Как мило! Пойдем, Честер, оставим молодое поколение, пусть пообщаются без стариков. Скачки пока еще не начались, так что я приглашаю тебя выпить.
Баттервик осклабился и похлопал моего отца по спине.
— Только аккуратно, мой дорогой, иначе окружающие подумают, что ты пытаешься подкупить члена парламента.
— Зачем же так? — ответил отец и сумел беспечно улыбнуться.
Когда папа и Честер затерялись в толпе, я остался один на один с чумой и холерой.
— Где Сильвер? — сразу спросил Уильям, когда я направился к лошадям.
Возможно, я тоже смог бы улизнуть и найти хотя бы Елену. Но, к сожалению, эти двое следовали за мной, как хорошо дрессированные собаки.
— Дома, — холодно процедил я и вздрогнул, когда Фелисити взяла меня под руку, а ее ногти впились в мое предплечье.
— Прескот, прошла целая вечность с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз! — Фелисити сделала акцент на словах «в последний раз», явно подразумевая что-то, о чем не говорят в высшем обществе.
Когда я посмотрел ей в глаза, то понял, что не ошибся в догадке.
Я вздохнул и как можно спокойнее отстранился.
— Вероятно, именно потому, что ты обманула меня, милая.
Она скорчила гримасу.
— Ох, неужели? А разве ты был верен мне?
— Был, — серьезно сказал я, когда мы добрались до боксов, в которых размещались лошади.
Шаровая Молния была породистой арабской кобылой и с облегчением фыркнула при виде меня. Улыбаясь, я подошел ближе и погладил ее по гриве. Хорошая девочка! Мне подарили ее на четырнадцатилетие, и я катался на ней еще подростком. Ее даже перевезли в Англию. Я тогда постоянно прогуливал и проводил много времени в конюшне. Меня успокаивало само присутствие лошади и тепло, исходившее от нее.
Мне повезло, что в те трудные годы рядом со мной находился молчаливый друг. Шаровая Молния всегда оставалась на моей стороне, была стойкой, ласковой и даже немного строгой, когда я вел себя глупо.
В этот момент я начал скучать по Сильвер так сильно, что мои пальцы сжали черную гриву.
— Ты не был верным, — возразила Фелисити.
Я вздрогнул, а Шаровая Молния навострила уши.
— Уильям мне все рассказал.
Я с насмешкой повернулся к девушке.
— Не сомневаюсь. Уильям много чего говорит. Но вместо того чтобы спросить у меня, ты просто переспала с первым встречным.
Фелисити сдвинула тонкие брови.
— Но Уильям… — снова начала она, прежде чем бросить на него острый взгляд. — Ты сам…
— Наверное, я ошибся. Или нет?.. Кто бы мог подумать, что ты сразу полезешь к другому парню в койку? — прервал ее Уильям, который, в свою очередь, подошел к белому коню и проверил узду.
Фелисити поджала губы.
— Вы двое действительно не изменились! Ведете себя как подростки. Вы уже тогда были придурками и всегда ими будете.
Я напряг плечи.
— Похоже на то, — пробормотал я, когда мне под нос внезапно сунули микрофон. Я умолк и раздраженно вздохнул: на нас нагло пялилась светловолосая журналистка.
— Здравствуйте! Я нахожусь на королевских благотворительных скачках, и мне удалось встретиться с двумя самыми желанными принцами-женихами Северной Америки.
Мы с Уильямом одновременно улыбнулись, а Фелисити прижалась ко мне.
— Принц Прескот, мы думали, что увидим вас сегодня вместе с новой пассией Дейзи Сильвер. Однако вас сопровождает Фелисити Баттервик. Что это значит? — спросила журналистка.
Я невольно уставился на ее губы, накрашенные вызывающе ярко-красной помадой.
— Мы с Прескотом старые друзья, которых многое связывает, — выпалила Фелисити, прежде чем я успел что-то ответить, а потом положила мне одну руку на грудь, а другой потрепала по плечу.
Я подавил подступившую дрожь и принужденно засмеялся.
— Мы трое всегда были заядлыми наездниками. Мы здесь, чтобы показать публике, на что способны. Верно, ребята? — Фелисити посмотрела на меня сияющими глазами.
Я притворился, что она сказала что-то забавное, и расплылся в улыбке. Это сработало. Интервью быстро закончилось, и, когда прозвучал сигнал к началу гонки, я почувствовал облегчение.
— Увидимся позже, ребята! — Фелисити помахала нам, и я, качнув головой, посмотрел ей вслед.
Наконец Фелисити скрылась из виду. Я поерзал в седле, которое подозрительно скрипнуло, и раздраженно заморгал. Кожаное покрытие показалось мне неудобным и каким-то… чужим.
— Чего ты ждешь, Скотти? Готов глотать пыль? — Голос Уильяма вернул меня в реальность.
Я стиснул зубы и подстегнул Шаровую Молнию. Лошадь затрусила вперед. Мои мышцы ритмично сокращались, лошадь цокала копытами, и вскоре наши движения слились в единое целое. Я медленно направил Шаровую Молнию в стартовый бокс и ласково погладил ее подергивающийся бок.
Мы встали в бокс последними. Ржание десятков скакунов и нервный шепот наездников огласили воздух. Я сделал глубокий вдох и ощутил, что по спине заструился пот. Я чувствовал себя неуютно. Что-то было явно не так. Но что?
— Скотт! Эй, Скотти, смотри, не упади!
Я вскинул голову. Уильям находился неподалеку. Темные глаза буравили меня, и я вспомнил прошлое. Иногда я забывал, что он делал со мной ужасные вещи, впрочем я тоже заставал его врасплох. Как жаль, что я был таким… Но из-за Уильяма моя клаустрофобия достигла катастрофических размеров. И он знал это.