Но в туалете никого не было, и это упростило задачу – никто не задавал вопросов, не требовал объяснений. Пока я бежала сюда, я переживала, что миссис Хайес могла распорядиться, чтобы надпись закрасили, и та уже стала совершенно неразличимой. К счастью, этого не произошло. Она никуда не делась, и ее легко было заметить, если знать, куда смотреть.
На этот раз я смотрела на надпись иначе. На самом деле все помещение казалось другим, хотя ничего не изменилось – тот же затхлый воздух, тот же красный кирпич вдоль по стене. Оно казалось другим, потому что на этот раз я не чувствовала себя одинокой. На этот раз мне представилось, будто рядом со мной стоит мистер Мэтьюс, скрестив руки на груди. Я как будто увидела, как он протягивает руку и осторожно касается еще не высохших чернил. А потом снова услышала его слова: «Не думаю, что под конец эти двое были так уж близки». Тогда мне показалось, будто он просто пытался утешить меня, но теперь, когда я сравнила надпись с почерком в тетрадке, я поняла, что он все-таки был прав. Потому что теперь я понимала, кому Анна отправила второе селфи. И еще я понимала, почему исчез отчет о токсикологическом анализе. Потому что начальник полиции сказал правду – родители защищают своих детей. Поэтому, выходя из туалета, я остановилась, наклонилась и подобрала кирпич.
Сейчас я застегиваю платье и наношу немного лавандовых духов. Может, это перебор, но почему-то так кажется мне правильно – словно мне предстоит первое свидание. Новое начало.
Лили должна скоро прийти. Она подбросит меня, прежде чем поехать на вечеринку в карьер. Может быть, стоит ей рассказать. Не сегодня, но скоро. Не знаю. Может быть, уже слишком поздно пытаться быть хорошей подругой.
Глава 64
Разбить окно машины кирпичом оказалось легче, чем я ожидала. Я была готова к тому, что тут же завопит сигнализация, кто-нибудь прибежит и спросит, что стряслось. Но не раздалось ни звука. И шагов не было слышно. Может, обстоятельства наконец-то сложились в мою пользу. Запоздало сообразив, что нужно защитить руку, я обернула ладонь рукавом и сунула ее в окно, чтобы отпереть дверь. Но я все равно задела стекло, и на костяшках пальцев выступила кровь.
Первую фляжку я нашла почти сразу же – она была спрятана в бардачке. Обнаружить вторую было сложнее. Мне понадобилось несколько минут, чтобы догадаться, где она: он запихнул ее глубоко под переднее сиденье. Я поставила их рядом на капот машины. Они были почти одинаковыми – только на той, что хранилась под сиденьем, сбоку была большая красная точка. Я открыла их обе и по очереди поднесла к носу. Одна из них пахла спиртом. Другая, та, что с красной точкой, вообще ничем не пахла. Если подмешать ее содержимое кому-то в напиток, этот человек ничего не заметит. Я снова закрыла фляжки и крепко зажала их под мышкой.
– Что ты делаешь?
Я резко развернулась, молясь, чтобы меня окликнул кто-то другой. Но моему везенью настал конец. Потому что это был он. Чарли. Он смотрел на разбитое окно своей машины.
На самом деле я не знала, что сказать, поэтому вместо ответа я лишь окинула взглядом стоянку. Было темно и тихо, и мы, похоже, оказались совсем одни.
– Разве ты не должен быть на игре? – спросила я.
– Меня удалили, – ответил он. – Тренер, скотина, выставил меня. Тогда я заглянул в свой телефон и увидел сообщение о том, что кто-то вскрыл мою машину. Решил, что нужно проверить. И я уж точно не ожидал увидеть тут тебя.
Его голос звучал удивительно спокойно, и я заметила, что он держится более расслабленно, чем обычно, будто слегка пошатываясь. Может, он и не был пьян, но и полностью трезвым его явно было не назвать.
– Я думала, ты не пьешь перед матчем.
– Не пью. Матч кончился. Для меня, по крайней мере. Так что я приложился к пластиковой бутылке с водкой, которую припас Трент, – так немного легче сидеть на скамейке запасных. – Он сделал шаг в мою сторону, и капюшон худи, надетой поверх его форменной футболки, упал назад. В центре футболки была нарисована огромная цифра пять. Еще один кусочек мозаики встал на место.
– Тяжелый форвард номер пять, – произнесла я. – Тэ-эф-пять.
Он вскинул брови, но тут же снова изобразил нейтральное выражение лица.
– Понятия не имею, о чем ты, – сказал он.
– Так ты записал свой номер в телефоне Анны.
Он нахмурился:
– Я думал, ее телефон сломался. Так па… – Он осекся. Но недостаточно быстро.
– …Так папа тебе сказал? – любезно подсказала я.
Он некоторое время молча смотрел на меня, а потом демонстративно пожал плечами:
– Город маленький, Джесс, люди всякое болтают. Уверен, не я один слышал про разбитый телефон мертвой девочки.
Мертвой девочки.
– Ты же спал с ней, – сказала я. – По крайней мере, мог бы назвать ее по имени.
Он попытался было помотать головой, но я его перебила.
– Даже не пытайся отрицать. Я знаю, что вы встречались.
– Откуда? – спросил он.
Не то чтобы он это признавал – скорее проверял меня, готовясь опровергнуть любое мое слово. Все нити, все, что привело меня сюда, казалось слишком запутанным и неубедительным. Так что я решила действовать напрямик и сказать то, о чем на самом деле могла лишь мечтать.
– У нее был дневник. Она все записала. Все.
Я ждала, что он попытается возразить. Но вместо этого, к моему удивлению, он рассмеялся.
– Знаешь, я предполагал, что такое может случиться. По ней было видно, что она из тех, кто ведет дневники.
– Так, значит, ты это признаешь?
– Ну да, мы пару раз переспали. Она сама ко мне подкатила, так что я не стал возражать. Ничего серьезного. Я все равно планировал с ней расстаться – она явно не стоила моего внимания.
С его слов все складывалось так просто – будто на него девушки так и вешаются, а он вообще ни при чем. Мне хотелось разбить его самодовольное лицо, его лживый рот и заставить его сказать правду.
– Если она была от тебя без ума, а тебе было на нее наплевать, то с какой стати ей было скрывать, что она собиралась встретиться с Ником? Что случилось бы, если бы ты узнал? – Я почувствовала, что едва справляюсь с гневом. – И почему ты вообще хотел ее удержать, если у нее появился другой интерес?
Наверное, я попала в точку, потому что лицо Чарли напряглось, словно кто-то нажал на невидимую кнопку, и черты его лица изменились – теперь оно казалось жестким, грубым, неприятным.
– Почему? Потому что это не ее право, – сказал он. – Не ей решать, когда все закончится.
– Почему нет?
– Потому что я ей все прямым текстом объяснил. Потому что я ей так велел. А она начала клеиться к другим. Втянула в эту историю моего лучшего друга.