– Вам что, лично каждому приглашение надо? – рявкнул Бричен, обнаружив, что мы стоим и смотрим, что будет дальше. – Вперед, руны вы косые! Айло, Нел, Морган! Вам еще раз объяснить, как копать, куда складывать, где сеять?
Айло и Нел отрицательно покачали головами.
– Да, – кивнул Морган.
Профессор демонстративно не услышал.
– Хлоя, – рыкнул он. – У вас в задании четко и ясно написано: палатка номер семь. Все необходимое уже там!
Волна с шумом накатила на берег, обдала Эрвана брызгами и замерла в шаге от него. Из воды смотрел страшно довольный глаштин.
– Ты хозяина, случайно, не перепутал? – усмехнулся Эрван.
Конь показал зубы, махнул вывернутым копытом в сторону лагеря и закатил глаза.
– Понятно, защита не пускает, – догадался Эрван. И отрицательно покачал головой: – Нет, не помогу. Тебе пока лучше туда не соваться. Ты же не соня-обретыш, которая сильно смахивает на призрак животного. Тебя за милю опознают. А у нас охрана новая, нервная.
Глаштин выразительно покосился на розовую сбрую.
– Не факт, что заметят. Они же сначала жахнут, а потом начнут разбираться, что там из кустов выпало.
Конь оскалился, дернул ушами.
– Потерпи пару дней. Новички ознакомятся с привычками обитателей лагеря, поймут, что темное создание, вломившееся через защиту, может быть чьей-то работой, и начнут думать. Или встретятся с Вимфре без капюшона и успокоятся.
– Или уволятся, – выходя из-за дерева, подсказала Салвина.
– Встречаются и среди охранников нежные души, – рассмеялся Эрван.
– Нежные? – фыркнула Салвина. – Не знаю, где таких истеричек набрали, но еще немного, и я попрошу тебя приволочь из леса какую-нибудь опасную пакость, чтобы они побыстрее сбежали.
Она всмотрелась в наглую морду глаштина в веселенькой розовой сбруе, и светлые брови изумленно полезли на лоб:
– Однако…
– Еще веночек из роз был, между ушей, – скромно сказал Эрван. – Сожрал, гад. Вместе с шипами.
– Нидд, ты, случайно, стихи не пишешь?
– А как же! – вздохнул Эрван. – Про несчастную любовь, про слезы и разбитое сердце…
– Слушай, поэт, – перебила Салвина. – Там у нас эти, которые новые охранники, и профессор с удодом уже лагерь кверху дном перевернули, скоро начнут деревья вокруг корчевать. Студент пропал. За завтраком был, на практику не пришел. Пойдем, пока я их вместе с образцами по коробкам не разложила. Подумаешь, студент решил откосить. Появится, дай двойное задание. Но нет… он принципиальный! Авторитет у него подорван!
– У удода? – абсолютно серьезно уточнил Эрван.
– У глаштина! – фыркнула сильфида.
Раскопки… Как много в этом слове романтики. Но для тех, кто привык читать про раскопки в книгах, и тех, кто хоть раз бывал в экспедиции, романтика разная.
Первые представляют раскопки как великолепный заброшенный храм, где на каждом шагу поджидают открытия, и стоит только обойти ловушки, как непременно найдешь бесценный артефакт, способный перевернуть саму суть истории!
Вторые, услышав такое, лишь смеются. Потому что знают: каждое открытие – это труд. Многих. И волшебное ощущение причастности к чему-то, напоминающему сказку!
Оно есть во всем. В том, как появляются старинные стены, освобождаясь от земли или песка. В крохотных черепках, в древних камнях, в растрескавшихся фресках. В странных, давно забытых предметах, полуистертых рунах. В тихих голосах, в неистребимой пыли, в запахе нагретой солнцем земли. В вечерних разговорах у костра, тишине ночи, прохладе раннего утра, когда лагерь просыпается, чтобы шагнуть в новый день…
Как же мне все это нравилось. И как я безумно соскучилась даже по простым рутинным действиям, которыми занималась сейчас. Руки сами выполняли привычную работу: бережно очищали, измеряли, вносили в реестр, раскладывали по коробкам с номерами, заполняли бланки… А мысли уносились далеко-далеко. И мне с трудом удавалось возвращать их обратно. К двум насущным проблемам. Книга и удод.
Но сколько бы я ни пыталась найти решения, ничего путного в голову не приходило.
Я совершенно не знала профессора. Знала только то, что он строгий, не любит прогулов. И у него много книг (со слов парней).
Но я даже примерно не представляла, что делать с вестником.
В итоге только злилась и быстрее работала. И умудрилась сделать за пару часов то, на что в задании мне отводился рабочий день.
Уложив в очередную коробку кирпич с остатками древнего заклинания от тараканов, я вздохнула, свернула реестр и, прихватив его, пошла сдавать работу Бричену.
Профессор и ребята аккуратно что-то обкапывали на дне рва. Даже Морган махал лопатой, поигрывая мускулами подгоревшего торса. Что это с ним? Перегрелся?
Причина его энтузиазма обнаружилась неподалеку: крылатые студентки Салвины лежали на животе вокруг какой-то плиты и бодро махали кисточками, поглядывая на Моргана. Их наставница следила, чтобы ничего лишнего не счистили. И тоже поглядывала. На затянутого в мундир Бричена с удодом. Кто-то из них явно ее раздражал. То ли пыльный Бричен, то ли пыльный удод.
Присев на краю рва, я задумчиво прикидывала, как бы половчее спуститься.
– Стойте там, – крикнул профессор. – Сам подойду.
Морган встрепенулся и, уставясь на меня знойным взглядом, застыл в картинной позе. Со стороны студенток Салвины прилетел восторженный вздох. Не знаю, как у них, у меня вид его обгоревшего торса вызывал только одно желание: незаметно подкрасться сзади и облить его мазью от ожогов.
Я протянула реестр подоспевшему Бричену.
– Неплохо, неплохо, – пробормотал он, быстро пробегая глазами заполненные строчки. Затем вернул его мне: – Отнесите обратно. Сегодняшнее задание вы выполнили. Если желаете приступить к завтрашнему, ступайте в восьмую палатку описывать образцы. Займитесь теми, что в левом углу стола. Все необходимое уже там.
Тут же отвернулся и рыкнул:
– Я не объявлял перерыв!
Удаляясь от рва, я слышала голос Бричена:
– Нел, возьмите немного левее. Морган, в последний раз вас предупреждаю: накиньте что-нибудь! Если вы даже обуглитесь до пузырей, это не освободит вас от завтрашней практики!
В восьмой палатке было прохладно и пахло пылью. Подойдя к левому углу стола с образцами, я села на табурет и зашуршала бумагами, записывая размер, цвет, количество трещин… В общем, все, что может пригодиться для дальнейшего изучения.
На первом курсе половина студентов волком выла, узнав, что выбранная ими рунология – это не только работа с таинственными древними текстами в уютной лаборатории или в комфортном кабинете, куда вам лично принесут загадочные символы, чтобы ваш гениальный ум их расшифровал. Еще это экспедиции, походы, пыль и горы образцов на раскопках. Поэтому, если не готов к такой жизни, лучше сразу переводись на более романтичный факультет. К исследователям темных созданий, например. Там открытия сами на тебя нападут и вынудят их изучить.