— Грабли вниз, и встань ровно, — прошипела она. — И улыбайся.
Пия вытянула руки по швам и выдавила улыбку, больше напоминающую гримасу. Мисс О’Мэлли осмотрела почтовый ящик. Над медной табличкой с фамилией «Хадсон» висело объявление: «Вход в кабинет доктора Хадсона с заднего крыльца». К двери был прикреплен листок с надписью от руки: «Посетителей не принимаем».
Мисс О’Мэлли вынула из кармана пальто сложенную бумажку и развернула ее.
— Дом вроде тот, — сказала она самой себе, убрала листок и постучала.
Изнутри послышались торопливые шаги. Кружевная занавеска в окне двери отодвинулась и снова вернулась на место. После некоторой возни им открыли. Высокий светловолосый человек с тоненькими усиками и светлыми волосами, причесанный на прямой пробор, вышел на крыльцо, прикрыв за собой дверь. Мисс О’Мэлли и Пия отступили назад, чтобы дать ему место. Пия заметила, что левая рука ниже локтя у мужчины отсутствует; нижняя часть рукава был сложена и подколота кверху.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Я от матери Джо, — ответила мисс О’Мэлли. — Привезла девочку из приюта Святого Викентия.
— Ах да, — произнес мужчина. — Я доктор Хадсон. — Он оглядел Пию, потом снова обратился к мисс О’Мэлли: — Мы просили монахинь прислать здоровую помощницу.
— Ага, — кивнула мисс О’Мэлли. — Мисс Ланге перенесла инфлюэнцу и выжила. Я сама доставила ее из лазарета при церкви в приют. Спросите хоть у матери Джо.
Доктор повернулся к Пии:
— Это правда?
Она кивнула.
К ее удивлению и облегчению, доктор приветливо и искренне улыбнулся, отчего голубые глаза потеплели.
— Тогда добро пожаловать, мисс Ланге. — Он переступил через порог и придержал дверь: — Прошу вас.
Пия, раскрасневшись, вошла в дом и остановилась, ожидая дальнейших указаний. В прихожей размером с их бывшую квартиру и с сияющим дощатым полом, размещался столике мраморной столешницей, на котором стояли вазы цветного стекла и фотографии девочек в белых платьях и с лентами в волосах. Пия никогда не видела таких светлых и нарядных помещений. Как в волшебном замке. Мисс О’Мэлли хотела проводить Пию внутрь, но доктор Хадсон преградил женщине дорогу, и та остановилась в злобном изумлении.
— Извините, — сказал доктор Хадсон. — Не хочу быть грубым, но у нас дома маленькие дети, а угроза инфлюэнцы еще не миновала. Мы только что узнали о новой небольшой вспышке в городе, так что не будем рисковать. Жена очень рассердится, если я пушу вас в дом.
— Но я… — хотела возразить мисс О’Мэлли.
— Извините, — повторил доктор Хадсон. — Спасибо, что привезли мисс Ланге. Вы свободны.
Услышав, что в городе появляются новые Случаи инфлюэнцы, Пия почувствовала дурноту. Неужели весь этот кошмар начинается снова? Знают ли об этом люди на улицах?
В этот миг в прихожую вышла с ребенком на руках рыжеволосая женщина — миниатюрная, миловидная, с аккуратным носиком и полными розовыми губами; в темно-зеленых глазах трепетало беспокойство. Переливающееся на свету синее платье с идеально ровными швами и тщательно проглаженными складками контрастировало с растрепанными волосами и усталым лицом.
— Что такое, дорогой? — спросила женщина. — Кто там? — Потом она увидела Пию и мисс О’Мэлли, остановилась и крепче прижала к себе ребенка, словно его могли украсть.
— Я нанял помощницу по дому, — объяснил доктор Хадсон.
Женщина с тревогой взглянула на него:
— Но мы ведь договорились подождать окончания эпидемии…
— Я помню, дорогая, — мягко ответил муж. — Не волнуйся. Я попросил, чтобы из приюта прислали здоровую девочку, и вот она приехала. Она уже переболела инфлюэнцей. Ты переутомилась, тебе нужно отдохнуть, поэтому ждать неразумно. Я не перенесу, если с тобой что-нибудь случится.
Женщина вздохнула, и выражение ее лица смягчилось.
— Ах, доктор Хадсон, какой вы милый, — улыбнулась она и осторожно подошла поближе к Пии, оглядывая ее. — Вот бедное дитя. Где же твое пальто?
Пия пожала плечами, почувствовав некоторое облегчение. На первый взгляд доктор и его жена казались приятными людьми. Возможно, работа у них будет не такой ужасной, как она себе представляла.
Миссис Хадсон возмущенно взглянула на мисс О’Мэлли:
— Почему, скажите на милость, ребенок так легко одет — ни пальто, ни хотя бы одеяла на плечах? Разве вы не обязаны заботиться о детях, находящихся под вашей опекой?
Мисс О’Мэлли побелела.
— Я не работаю в приюте, мэм, — пролепетала она. — Я только выполняю поручения монахинь за скромную оплату.
— Но на дворе зима. Как вам не стыдно так бессердечно относиться к детям!
— Но я… — начала было мисс О’Мэлли.
Доктор Хадсон стал закрывать дверь, тесня мисс О’Мэлли к выходу с словами:
— Еще раз спасибо, что доставили мисс Ланге. Если нам что-нибудь понадобится, мы пошлем матери Джо телеграмму. Всего хорошего.
Мисс О’Мэлли фыркнула, развернулась и зашагала с крыльца.
Доктор Хадсон запер дверь и с явным удовлетворением подмигнул жене.
Миссис Хадсон улыбнулась ему и положила изящную легкую руку на плечо Пии. Девочка вся сжалась и непроизвольно отпрянула. К счастью, миссис Хадсон, похоже, ничего не заметила, лишь сморщила нос, словно учуяла вонь, и убрала руку.
— Как тебя зовут, дорогая?
Пия оглядела себя. Не она ли источник неприятного запаха? Она в первый раз заметила кричащую разницу между своими лохмотьями и одеждой Хадсонов. Рядом с миссис Хадсон в блестящем платье и доктором в темно-синем пиджаке она выглядела так, словно извалялась в грязи. Все ее вещи — платье, чулки, ботинки — были коричневые, под цвет старой фотографии, и проигрывали даже в сравнении с дверным ковриком клюквенно-красного цвета.
— Боже мой, — засмеялась миссис Хадсон. — Ты что, язык проглотила? — Теперь она успокоилась и медленно раскачивалась туда-сюда, баюкая ребенка.
— Извините, мэм, — произнесла девочка. — Меня зовут Пия Ланге.
— Что ж, Пия, несмотря на мою первую реакцию, я рада твоему приезду и буду благодарна за помощь с детьми. — Миссис Хадсон улыбнулась и с любовью взглянула на сына, которому было не больше двух месяцев. Младенец, совершенно довольный, моргая, смотрел на мать. — Это наш младшенький, Леонард Джеймс. Мы зовем его Лео. Очень славный малыш, но у нас есть и другие дети, и я совершенно выбиваюсь из сил.
— Какой красивый ребенок, — улыбнулась Пия и не солгала: мальчик унаследовал от матери легкую рыжину в светлых волосах, а от отца — мужественный подбородок. Девочка вспомнила Олли и Макса в этом возрасте, и печаль стиснула ей сердце. В глазах встали слезы — и от тоски по братьям, и от облегчения, и от неверия в свою удачу, — но Пия надеялась, что никто этого не заметил.