Андрей где-то читал, что любовь необъяснима. Что она – газ без цвета и запаха. У него было другое мнение. Он считал, что всегда можно понять, за что любишь человека. И только сейчас начал сознавать, что настоящая любовь – все равно что наваждение или болезнь.
Он совсем не знал Катю как человека. Он только видел ее фигуру, лицо, глаза, волосы, губы. Только к этому его и тянуло. А Кате нужно было выйти замуж, освободиться от приставаний Жгучего и жить в нормальной городской квартире, а не в слободской халупе. Из этого выходило, что Андрей не даст ей того, чего она хочет. И выходит, они друг другу не пара.
Андрей встал, подошел к окну. В соседнем доме снова открылся приемный пункт стеклотары. Жители тянулись с авоськами, полными бутылок и банок.
Андрей вышел из дома, дождался, когда очередь иссякнет, и вошел в приемный пункт. Приемщица испуганно уставилась на его фингалы.
– Вчера уже приходили. Я все заплатила, – прошептала она, нервно потирая руки.
Не говоря ни слова, Андрей повернулся и вышел. Неожиданное открытие поразило его. Выходит, слободские обложили данью не только школьников.
Решив проверить свою догадку, он зашел в соседний гастроном. Мясник заприметил его среди других покупателей. А когда Андрей приблизился к прилавку, негромко сказал:
– Вчера рассчитался. Джаге лично в руки отдал. – И, подмигнув, добавил: – Дать вырезки?
Он шустро завернул в толстую бумагу кусок розового мяса и протянул Андрею. «Как же они боятся после убийства хрустальщика!» – удивился Андрей.
Он не взял мясо. Мясник с удивлением посмотрел ему вслед.
Потом они встретились втроем на чердаке. Генка пришел с бутылкой вина. Потягивали из горлышка и говорили о смерти Костика, об аресте слободских. Потом начали обсуждать предстоящее дело.
– Я заходил в гороно, посмотрел на этот сейф, – сказал Генка. – Точно такой же стоит у начальника нашего цеха. Механизм замка должен быть похожим. Попробую открыть наш. Если получится, откроется и тот.
Мишка высказал свое мнение:
– Если возьмем только три аттестата, нас с ходу вычислят. Поэтому предлагаю взять все. Их можно будет очень выгодно продать.
Генка фыркнул.
– Размечтался, бляха-муха. Как у тебя все просто!
Мишка ответил:
– Геныч, спокойно! Мы возьмем не только аттестаты. В гороно всего один сейф, и он стоит в кабинете зава. О чем это говорит? О том, что там могут быть денежки. Или тебе и деньги не нужны?
– Мне хватает, – отрезал Генка.
Андрей передал слова Звана: если центровые порежут хоть одного слободского, то ему, Генке Сорокину, придется за это ответить.
Генка взвился:
– По-твоему, я должен отказаться делать выкидухи? Подскажите, если вы такие умные. А то, что я меж двух огней, я и без вас хорошо знаю.
Андрей и Мишка молчали. Они не знали, что посоветовать.
– А я, между прочим, вас не понимаю, – нервно продолжал Генка. – Ну ладно, выкрадем мы эти аттестаты. А дальше что? Ведь к ним нужны печати. Где вы их возьмете? Легче закончить десятый класс в вечерней школе и получить аттестаты законно.
Мишка хмыкнул.
– Ничего себе, легче – еще целый год ботанику читать! Подумаешь, проблема – печать!
Еще немного, и они бы поссорились. Андрей вмешался:
– Мишаня, скажи честно, тебя сводят с ума не аттестаты, а деньги, так?
– Так, – согласился Мишка. – Там должны быть хорошие деньги. И мы должны научиться взламывать сейфы. Мы должны доказать самим себе, что мы кое-чего стоим. Я не прав?
Даже у Генки не было возражений.
Они решили пойти на пляж. Вышли из дома и наткнулись на Анну Сергеевну. Кажется, она поджидала Андрея.
– Зайди домой, поговорим.
«А чего не зайти? Пора забрать свои вещи», – подумал Андрей.
– Подождите, – сказал он кентам.
– Сядь, поешь, – предложила мать, когда пришли домой.
– Спасибо, я сыт, – отказался Андрей.
Мать все же завела его на кухню, усадила за стол. Но Андрей не притронулся к еде.
Мать усмехнулась:
– Держишь марку?
– Просто сыт.
– У тебя есть деньги? Откуда?
– Зарабатываю, мама. Ты же знаешь, я умею работать.
После окончания восьмого класса отец определил его в геодезию. Андрей все лето таскал на солнцепеке тяжелые инструменты, изнывая от ненависти к тупой работе. «Не нравится – следующим летом пойдешь путевым рабочим на железную дорогу», – пообещал отец.
Сказано – сделано. Андрей забивал кувалдой костыли, ворочал шпалы, чувствуя себя, как на каторге. Работать летом, когда все ребята отдыхают, было тяжело.
Андрей встал, нервно прошелся по кухне.
– Сядь, давай поговорим по-хорошему, – предложила мать.
Андрей сел.
– Возвращайся, – примирительно сказала мать. – Отец уже остыл. Он тоже переживает. Не враг же он тебе. Он говорит: пусть идет работать, а десятый класс можно закончить и в вечерней школе.
– Он сказал, что у меня больше нет дома, – напомнил Андрей.
– Это он сгоряча. Не будь таким злопамятным.
– Не верю я, что он переживает, – сказал Андрей. – Помнишь, что он со мной делал? Валил на пол, зажимал голову между ног, стаскивал штаны и порол. Знаешь, кто так делает?
Мать вздохнула.
– Ну вот такой он. Его уже не переделаешь. То ли от природы жестокий. То ли на войне ожесточился. Но он меняется. Славик и Валерик спрашивают: где Андрей? А он не знает, что сказать. Он теперь за них боится.
– Значит, он хочет, чтобы я вернулся, но не ради меня, а ради них?
– Ну почему? И ради тебя тоже.
Андрей покачал головой. Он не верил.
– Мне надо переодеться, мама.
– Переоденься.
– Я заберу свои вещи, мама.
– Зачем?
– Чтобы одеваться, мама.
– Возвращайся домой и одевайся.
– Домой я не вернусь.
– Значит, и вещей не получишь, – твердо сказала мать.
Андрей не выдержал, повысил голос:
– Мама, почти все свои вещи я сам заработал. Могу я забрать свое?
– Не можешь.
– Почему? – взвился Андрей.
– Потому. Возвращайся и носи на здоровье. А болтаться неизвестно где мы тебе не позволим.
Андрей распахнул отделение шкафа, где лежали его брюки, висели рубашки. Там было пусто.
– Спрятала? – задыхаясь от обиды, спросил он.