– Сейчас они тут, а потом уедут, – пробормотала она, радуясь своему безразличию, осознанию того, что это ее не трогает. Ей уже все равно. Может, это результат эмоционального выгорания, но так тоже неплохо. Она восстановит способность чувствовать после их отъезда.
– Как ты можешь быть такой спокойной? – возмутилась Карли. – Это ведь кошмар.
– Кто из нас теперь королева драмы?
Карли с удивлением уставилась на нее:
– Ты в самом деле не расстроилась?
– Нет. Вероятно, потому что меня это не волнует. Он здесь. Ну и ладно. У нас хватает других забот.
– Габби. Я боюсь, как бы мама не обидела ее.
– А ты не оставляй их наедине. Будь всегда рядом. – Мишель потрепала Шанса по голове. – Мы тоже будем.
Карли кивнула. Из ее глаз постепенно исчезала паника.
– Мне нравишься ты новая.
– Я воздерживаюсь от оценки, но вижу потенциал.
– Пойми меня правильно, – поколебавшись, сказала Карли, шагнула к подруге и обняла ее.
Мишель застыла, принимая объятие и поддержку, которую оно выражало. Медленно, нерешительно она тоже обняла Карли, позволяя себе вспомнить, как это было, когда они были лучшими подругами. Они вдвоем против целого мира.
* * *
Мишель вошла в свой кабинет и обнаружила в углу мешок с собачьим кормом, другие покупки и лежак. Второй лежак был возле ее стола.
Она спустила Шанса с поводка. Он понюхал миску для воды – желтую, веселую, с отпечатками лап на боках – и подошел к лежаку. Его лоб слегка наморщился, когда пес оглянулся на Мишель.
Она улыбнулась, присела и похлопала по лежаку.
– Давай, Шанс. Это для тебя.
Он поставил туда одну лапу, потом другую. Оглянувшись пару раз, со вздохом рухнул на лежак. Она погладила его по спине и была вознаграждена ударами его хвоста.
– Видишь? – сказала она ему. – Вот такой будет теперь твоя жизнь.
Она поняла, что даже не задавалась вопросом, брать его или нет. В ту же секунду, когда Джаред показал ей измученного голодом и побоями пса, она приняла его в свою жизнь. Решила, что они будут лечить друг друга. Вчера утром ей позвонили из агентства по спасению животных и убедились, что все хорошо. Она получила электронный доступ к записям, касавшимся Шанса, включая оценку ветеринара. Согласно им, Шансу было около двух лет и у него не было заметных проблем со здоровьем, не считая следов побоев.
Она посмотрела на часы. Шанс получил обильный завтрак, но с тех пор ничего не ел. Она достала собачье печенье, купленное Карли. В его темных глазах вспыхнул интерес.
– Иди сюда, – позвала она.
Он вылез из лежака и встал перед ней.
– Шанс, сидеть.
Он сел. Она засмеялась.
– Хороший мальчик. Гляди-ка. Скоро мы выясним, что еще ты умеешь делать.
Она протянула ему печенье. Он осторожно взял его, вернулся на лежак, устроился в нем, тщательно разжевал печенье и проглотил. На его морде появилось довольное выражение, когда он посмотрел на Мишель.
– Съел? На здоровье! – сказала она ему.
– Что-то он у тебя не красавец.
Голос знакомый. Было время, когда обладатель этого голоса заменял Мишель целый мир. Или по крайней мере был якорем в крутящемся вихре, который представляла собой Бренда. Она повернулась в кресле и взглянула на отца, вошедшего в ее кабинет.
– Его где-то подобрали. У меня он всего несколько дней. Скоро поправится.
Она смотрела на его седеющие волосы, на морщины вокруг глаз и губ. Он слегка похудел, слегка постарел, но особенно не изменился. Если бы ей надо было обозначить разницу, она бы сказала, что он выглядел счастливым.
– Привет, папа.
– Мишель. – Он колебался, словно не знал, что ему делать, потом сел в кресло у стола. – Я звонил пару раз, чтобы сообщить тебе о нашем приезде. Но не мог дозвониться.
Она вспомнила звонки, которые игнорировала, свой срыв, когда она растоптала телефон.
– Я была немножко вне доступа.
Он пристально посмотрел на нее.
– Как у тебя дела?
В его вопросе звучала озабоченность. Она была трезвой и сравнительно здравомыслящей всего несколько дней. Ее одежда была все еще слишком велика, лицо бледное. Она выглядела такой, какой и была, – человек, находящийся на грани.
– Лучше. Серьезно, мне уже лучше.
Он тихо выругался.
– Почему ты не позвонила мне, девочка моя? Я давно бы приехал.
Знакомое «девочка моя» пробилось сквозь стену отчуждения, и Мишель снова почувствовала себя маленькой. Как в детстве, когда она сворачивалась в клубочек, натягивала на голову одеяло и отчаянно пыталась не слушать ночные ссоры родителей.
Она вздохнула и посмотрела на Шанса. Вид спящего пса ее успокоил. Она снова перевела взгляд на отца.
– Ты уехал. Ты оставил меня, папа. Ты ушел, даже не предупредив. Больше десяти лет я не слышала от тебя ни слова. Зачем мне звонить тебе теперь?
Отец заерзал в кресле.
– Я понимаю, что это выглядит плохо, девочка моя.
– Не только выглядит. Это на самом деле плохо.
– Понимаю. Там смешалось так много всего. Твоя мать. Я никогда бы не женился на ней. Но она была беременной, а меня воспитали ответственным. Ты единственная моя радость от того брака.
– Но этого не хватило для того, чтобы ты остался.
Он с мольбой посмотрел на Мишель.
– Я ждал, когда тебе будет семнадцать. Хотел, чтобы ты стала достаточно взрослой и сама все решила. Взяла все в свои руки. – Он наклонился к ней. – Я хотел вернуться, но понимал, что Бренда станет отыгрываться на тебе, если я это сделаю. Так что я не давал о себе знать и ждал, когда ты станешь старше. Но ты ушла в армию, и я не знал, как связаться с тобой.
«Все это чушь, – подумала она. – Оправдания». Она любила отца, верила ему, зависела от него. У него не было реальных причин для того, что он сделал. Он выбрал любовницу, а не родную дочь. Сейчас, при всех его заявлениях о любви, он больше напоминал мать, и ей стало от этого не по себе.
Края комнаты расплылись, острая тоска и желание забыть обо всем пронзили ее. Ей до боли захотелось выпить глоток водки. Один глоток. Вот и все, что ей нужно.
Она схватила со стола бутылку воды и выпила немного. Но холодная жидкость не принесла облегчения. Где-то в глубине тела возникла дрожь и начала растекаться в разные стороны. Мишель понимала, что через считаные минуты задрожит с головы до ног.
– Вы надолго тут? – спросила она.
– На пару дней. Лана так рада увидеться с Карли и Габби.