— Да пояс-то при чем? — Юрко лениво откинулся на траву.
— Как при чем?! Да все он проклятый! — Дуню прорвало. — Ведь у нас все хорошо было, как у Христа за пазухой за батюшкой жила, пока ты не появился! А как пояс это в руки взяла, беда за бедой стали приходить. Сначала отца деревом в лесу задавило, потом брат из дому сбежал, нас с бабкой в горе бросил. Да мы еще держались. А потом бабуля захворала, — Евдокия вытерла мокрые глаза, о Лукерье без слез она говорить не могла, — такая крепкая была, за месяц сгорела, на руках у меня померла. А братья двоюродные за старика меня отдали, а избу нашу себе захапали, и никто за меня сироту не заступился.
— Зачем старику-то молодуха, вдовиц что ли в округе не было?
— Рукодельем чтоб ему калиту набивала. Я ткала да вышивала, а он в Полоцк на торг возил.
— Да помню, я рубаху твою как память сберег, в коробе дома лежит, — Юрий неловко улыбнулся.
— А за мужем мне совсем жизни не стало. Невестка, змеюка, пела ему, мол, молодуха распутная то с тем словечком перемолвилась, то тому улыбалась, а муж ей верил, бил меня. Я уж под конец даже со старцами не здоровалась, мимо пробегала, чтобы она чего худого не углядела. А все пояс, я чую это, он беду нес. А теперь еще хуже, люди неведомые по болотам нас точно зверей диких загоняют. Тебя-то просто убьют, а надо мной еще и надругаются.
— Не будет этого, я не позволю!
— Да, что ты с такой толпой сделаешь?!
— Сделаю, — скрипнул зубами Юрий.
— Сказывай все!
— Ишь какая княгиня, покрикивает, — не удержался от шутки чернявый, — ладно, ладно глазищами сверкать, без тебя вон сверкает. Расскажу все. Про князя вашего Всеслава Чародея слыхивала?
— Как не слыхать? Жил прежде, говорят, волком мог оборачиваться.
— Ну, про волка то враки, а с ведунами якшался. Так вот, поймали его раз киевские князья братья Ярославичи да посадили в поруб
[35] со стенами крепкими, не выбраться. Загрустили в Полоцке, больно люб был им князь-чародей. И тогда ведуньи в лесах Полесских соткали пояс чудесный да заговорили его волхованием.
— Неужто этот самый? — с волнением перебила Дуняша.
— Его. Верные люди передали пояс Всеславу в поруб. Одел он его, и чудо свершилось: киевляне замятню
[36] устроили, своим князьям путь указали
[37], а Всеслава князем в Киеве посадили. Потому как пояс чародейский князю, надевшему его, дает власть и удачу. Вот как. Только Всеслава душа в родные места просилась, ему Киев златоверхий был без надобности. Сел он на коня и сбежал в Полоцк.
— А киевляне без князя-то как? — Дуняша заслушалась складную басню
[38].
— Пришлось опять Ярославичей звать.
— А князь Всеслав что ж?
— Снял пояс да в короб припрятал. Потому как ему ни власти, ни славы в чужих краях не надо было, о своем граде он радел. И сыновьям своим наказал, мол, пусть лежит, покуда беда на Полоцк не придет, чужой земли не ищите. Так кушак и лежал тихохонько, покуда нашему князю не понадобился, и отправил он нас разведать — есть такой колдовской пояс али нет.
— А вашему пояс поганый зачем?
— Да есть нужда, — Юрко встал и по-мальчишески закинул палку на середину озера. — Княже мой Константине — старший сын великого князя Владимирского Всеволода Юрьевича. Про князя Большое Гнездо слыхала?
— Нет, — честно призналась Евдокия.
— Где уж тебе про… Ну, да не важно. Князь мой в Ростове сидел, люб ему город сей. У нас хорошо, — Юрко мечтательно улыбнулся, — так вот, великий князь Всеволод занемог, призвал своего сына Константина во Владимир и говорит: «Помру, тебе стольный град, а меньшому Юрию отдай Ростов». Опечалился мой князь, как родной город брату уступить? И стал он просить у отца и Владимир, и Ростов, а Юрий пусть Суздаль забирает.
— Так то ж не правильно — брата обижать.
— Много ты понимаешь. Все правильно он делал. Земля русская раздралась, враги со всех сторон клюют, сами князья глотки друг другу грызут, людей безвинных губят, покоя нигде нет. Кто простой люд защитить сможет, раздоры унять? Только сильный князь. У старшего все в руках должно быть, чтобы меньшие в смирении голову склоняли, да край процветал. Поняла?
— Поняла, — смутилась Дуня, — только, ведь, как против воли отца идти?
— Вот, тут и нашептали моему князю — достань пояс ведовской, одень да отца уговори. Он грамоту духовную на тебя составит, да все в руках твоих будет. Нас и послали к Полоцку.
Юрко замолчал.
— А дальше?
Начали срываться первые крупные капли.
— Дождь. В кущу пошли, там доскажу.
В пещерке было тесно, Дуня жалась к стеночке, чтобы не касаться чернявого.
— А дальше что? — напомнила она.
— А дальше, — Юрий весело подмигнул, — оделся я девкой красной, нацепил поневу, бусы в два ряда, обручья, да холопкой в княжий терем в услужение пошел. Князь на меня запал, волочиться стал, все норовил где-нибудь в углу зажать, целоваться лез.
— Ой, а ты?
— А что я? Двинул ему промеж ног сапогом, в короб залез, пояс схватил, да и был таков.
— Нешто с князем-то можно так? И что же, никто не догадался, что ты не девка? У девки ведь коса должна быть.
— От кобылы своей хвост отрезал. У нее цветом как раз, как у тебя косы.
Дуня удивленно хлопала ресницами:
— В бабьей одеже ходить — это ведь грех.
— На исповеди отмаливал.
Юрий вгляделся в растерянное лицо Дуняши, а потом громко расхохотался.
— Дунь, ты что поверила? Поверила?! — его накрыла новая волна смеха, он начал утирать выступившие на глаза слезы.
Евдокия обиженно отвернулась.
— Да ладно, не дуйся. Пошутил я, — он приобнял ее за плечи, разворачивая к себе. — Я уж в тринадцать выше любой из баб был, какая из меня девка. Гостями обрядились, на торг пришли, стали присматриваться, — продолжил Юрко уже серьезно, — ходит баба одна, одетая ладно, да алчным взором все жемчуга заморские разглядывает, а покупать не покупает. Стоян и послал меня проследить, куда пойдет. Она к терему княжьему поворотила. Разузнали мы осторожненько про нее — холопка самой княгини. Стоян с лица пригожим был, подловил ее, стал подарочки дорогие дарить, жемчуга эти проклятые. А потом и предложил, мол, больше дадим, коли от князя одну безделицу нам вынесешь. Она сначала испугалась сильно, отказывалась. Да Стоян умел убеждать. Вынесла она нам пояс. Мы ей заплатили, как обещано, да в обратный путь. Дорогой нас нагнали. Бой завязался. Стоян мне пояс сунул и велел бежать, а они все полегли. Меня тоже ранили, как утекал. Я на полуночь круг дал, чтобы от погони уйти, коня загнал, на тебя вышел. Так вот.