– Двадцать семь лет.
– Вы были знакомы с покойным Хью Морганом?
– Да, я его знал.
– Вы находились рядом в момент его смерти?
– Да.
– Как это получилось? Я имею в виду, почему вы оказались рядом?
– Я приехал к нему на охоту. А еще мы собирались сходить на рыбалку. К тому же мне хотелось получше к нему присмотреться: изучить этого человека, понять его странный, уединенный образ жизни. Он мне интересен как типаж, литературный прототип… Знаете, я иногда сочиняю разные истории…
– А я иногда почитываю…
– Благодарю вас…
– Истории вообще… Не ваши.
Присяжные засмеялись. В мрачной обстановке шутки воспринимаются по-особенному. Смех на передовой вспыхивает легко и по любому поводу; острота, брошенная в камере смертников, способна сразить наповал.
– Изложите обстоятельства смерти этого человека, – приказал коронер. – Можете использовать любые заметки и записи – это не возбраняется.
Свидетель понял намек. Он вытащил рукопись из нагрудного кармана, поднес поближе к свече, полистал и, найдя нужный отрывок, начал читать.
II
«…Солнце еще не взошло, когда мы вышли из дома. Мы собирались поохотиться на перепелов, поэтому в руках у нас были дробовики. Мы взяли с собой и собаку. Морган сказал:
– Лучшее место – вон там, сразу за холмами.
И мы по тропе двинулись через заросли саспарели. За холмами обнаружился довольно ровный участок, густо поросший диким овсом. Когда мы вышли из зарослей саспарели, Морган опередил меня на несколько шагов. Вдруг неподалеку, впереди и справа, мы услышали шум, будто какой-то крупный зверь продирался сквозь заросли, – ветви кустов сильно колебались и трещали.
– Похоже, спугнули оленя, – сказал я. И добавил: – Жаль, винтовку не прихватили.
Морган застыл на месте и внимательно всматривался в волнующийся кустарник. Он не ответил, но взвел оба курка и взял дробовик наизготовку. Я обратил внимание: он был сильно взволнован. Помню, тогда это меня удивило: Морган славился своим хладнокровием, уравновешенность не покидала его даже в минуты большой опасности.
– Оставьте, – махнул я рукой. – Неужели вы собираетесь стрелять в оленя дробью для перепелок?
Он опять не ответил, но повернул ко мне лицо, и меня поразило его выражение. Он напрягся и побледнел. Тогда я понял, что мы, похоже, попали в серьезную переделку: видимо, нарвались на медведя-гризли. Я тоже поднял оружие и подошел к Моргану. Шум в кустах прекратился, ветви не колыхались, но мой товарищ был напряжен по-прежнему.
– Что это? – спросил я. – Что за чертовщина?
– Проклятая тварь! – ответил Морган, не оборачиваясь, голосом осипшим и неестественным. Он заметно дрожал.
Я было открыл рот, но вдруг увидел: рядом с тем местом, откуда доносился шум, дикий овес пришел в движение.
Боюсь, не смогу внятно описать увиденное: будто порыв ветра раздвигал заросли, но не только пригибал стебли к земле, но как будто их притаптывал, потому что они больше не выпрямлялись. Что поразительно, эта импровизированная тропа, медленно удлиняясь, постепенно приближалась к нам. Никогда в жизни я не встречал ничего подобного и, разумеется, был глубоко потрясен, хотя особого страха, помню, не испытывал. И еще: в тот момент я вдруг вспомнил, как однажды, случайно выглянув в окно, я принял отдельно стоящее рядом небольшое дерево за одно из рощицы деревьев на расстоянии. Оно ничем не отличалось, было точно таким же, но выделялось более четкими очертаньями. Простой обман зрения, нарушение перспективы, но тогда он поразил и напугал меня. Мы так полагаемся на законы природы – прежде всего физические, – что в любом их нарушении видим угрозу нашей безопасности. Более того – предвестие катастрофы.
Явно беспричинное движение растений и медленное, но неуклонное приближение источника шума меня встревожило. Мой же спутник был явно испуган. Но еще больше поразило меня, когда он вскинул ружье и разрядил оба ствола прямо в движущийся овес! Не успел пороховой дым рассеяться – я услышал разъяренный рык дикого зверя… В тот же момент Морган, отбросив в сторону бесполезное уже оружие, со всех ног пустился наутек, а меня сбило с ног что-то невидимое в дыму, тяжелое, мощное, но теплое и живое существо, явно обладающее огромной силой…
Еще прежде чем я успел подняться на ноги и подобрать ружье, до меня донесся крик Моргана – это был вопль смертельной агонии; он мешался с хриплым и свирепым рыком, диким и ожесточенным, как при собачьей сваре. В ужасе я вскочил и посмотрел туда, куда убежал Морган, – да сберегут меня Небеса от того, что я увидел!
Мой друг был метрах в тридцати от меня. Он стоял, припав на одно колено, с запрокинутой под неимоверным углом головой, без шляпы, со спутанными волосами; его тело судорожно дергалось из стороны в сторону; правая рука была поднята, но кисти я не видел – словно ее не было вовсе. Вторую руку я тоже не видел. Теперь, по прошествии времени, я уверен, что не видел его целиком, только части тела – то одну, то другую. Не знаю, как описать: это было словно на рисунке, сделанном некими волшебными чернилами, – одна часть тела вдруг исчезала, а потом внезапным образом появлялась вновь… И так постоянно. Единственное, что могу отметить, – это было как-то связано с положением тела Моргана…
Продолжалось это несколько секунд – едва ли дольше, – но за эти мгновения мой друг умудрился принять все мыслимые позы отчаянного борца, которого побеждает тот, кто обладает и большей силой, и большим весом. Но я не видел никого, кроме Моргана! Да и то – не всегда отчетливо! И все это сопровождалось его криками и проклятиями, которые покрывал дикий рев, – такой злобный и яростный! – я в жизни не слышал ничего подобного ни от человека, ни от животного!
На мгновение я замер в нерешительности, но потом, отбросив бесполезное ружье, поспешил на помощь другу. Помню, у меня в голове промелькнуло, что у него припадок или что-то вроде судорог. Но когда я подбежал, он уже упал и затих. Наступила полная тишина, и в тот же момент меня пронзил ужас: я увидел, что трава опять стала пригибаться к земле, обозначая движение от места, где лежало распростертое тело, к недальнему лесу. Я застыл. Но едва импровизированная дорожка скрылась в подлеске, я взглянул на своего друга. Он был мертв».
III
Коронер поднялся с места и встал рядом с покойником. Затем стянул простыню, и все увидели обнаженное тело. В свете свечи оно казалось желтым, как глина. Но на нем были отчетливо видны крупные иссиня-черные пятна – это были кровоподтеки от сильных ушибов. Грудь и бока жертвы словно отделали дубиной. Были видны ужасные рваные раны: кожа исполосована и изорвана и кое-где висела пластами. Судебный следователь обогнул стол и развязал шелковый платок, который был пропущен под подбородком и завязан на макушке мертвеца. Открылось горло покойника, точнее, то, что от него осталось. Присяжные, движимые естественным любопытством, приподнялись, чтобы получше рассмотреть тело, но тут же пожалели об этом и отвернулись. Свидетель Харкер ринулся к окну, перевесился наружу; его вырвало. Коронер набросил платок на шею мертвецу и отступил в угол комнаты. Там, молча, он принялся предмет за предметом перебирать вещи покойного и демонстрировать присяжным. Одежда была изорвана в клочья и густо пропитана уже засохшей кровью. Присяжные, правда, не проявляли особого интереса и смотрели без внимания. Все это они уже видели прежде. Новым было только свидетельство Харкера.