— И каков, по-вашему, был план Мэри? — спросил Адамс, повысив голос, чтобы толпа угомонилась. — Зачем она тайно встречалась с Констанцией Уинстон?
Мэри шепнула нотариусу:
— Тайно? Почему он думает, что я ходила к ней тайно?
— А разве нет? — невозмутимо спросил тот.
Мэри вздохнула. Да, это так, но почему Адамс так лихо сделал подобное заявление? Ответом, разумеется, был тот факт, что Адамс — мужчина, а Констанция — независимая женщина.
— И вновь, сэр: мне не подобает рассуждать о таких вещах, — сказала Кэтрин.
— Вам задали вопрос, — напомнил Дэниел Уинслоу. — Прошу вас, не бойтесь… рассуждать.
— Ну, — сказала Кэтрин, — моя хозяйка не любит своего мужа. Это очевидно, раз она пыталась расторгнуть с ним брачный договор.
— И как это связано с Констанцией Уинстон? — спросил губернатор. — Эта женщина не упраздняет раздоры между мужьями и их женами.
— Нет, сэр, — подтвердила Кэтрин, и на этом все могло бы закончиться, но Адамс не мог допустить, чтобы в суде оставили без внимания дружбу Мэри с женщиной с перешейка.
— Мэри Дирфилд неестественно холодна по отношению к мужу? — спросил он.
— Холоднее, чем, я думаю, ей следует быть, — ответила девушка.
— А после того, как ее прошение отклонили, она стала уделять ему еще меньше внимания?
— Она стала чаще уходить из дома. Это мне известно.
— Потому что я ездила с преподобным Элиотом. Потому что я пыталась привести Хоуков обратно к Господу, — вмешалась Мэри.
Адамс закатил глаза, но губернатор кивнул.
— Да, Мэри. Вы отнеслись к той семье с большой добротой. Но, прошу вас, сейчас не ваш черед говорить.
Мэри почтительно кивнула.
— Кэтрин, — продолжил Калеб Адамс, — вы утверждаете, что Мэри Дирфилд стала чаще отлучаться из дома. Что вы хотите этим сказать?
— Думаю, за это время она могла научиться многому — темному, злому — от какой-нибудь женщины вроде Констанции Уинстон. Матушка Хауленд рассказала мне, что она за человек.
Адамс поднял руку, чтобы Кэтрин не продолжала, и шепнул что-то Дэниелу Уинслоу. Затем оба о чем-то заговорили вполголоса с Джоном Эндикоттом. Он кивнул и сделал капитану стражи знак выйти вперед, и, хоть Мэри не расслышала каждое слово, она поняла, что в ратушу для дачи показаний вызывают и Констанцию Уинстон, и матушку Хауленд. Когда капитан ушел, Эндикотт сказал:
— Кэтрин, можете продолжать. Вы говорили о том, что Мэри ходила на перешеек.
Девушка глубоко вздохнула.
— Когда Мэри подала на развод, я не понимала назначения зубьев Дьявола, только боялась. Но каждый день и каждую ночь я видела, что она неестественно холодна с мужем, и я пришла к выводу: осенью она заключила сделку с Люцифером, чтобы убить моего хозяина. Она хотела проклясть его с помощью зубьев Дьявола и пестика. Это было не подношение, связанное с ее бесплодием, а нечто намного худшее.
Мэри была ошеломлена: девушка разгадала загадку и расшифровала значение заклятия. Может, она ведьма, чье коварство поражает воображение, если она с такой легкостью надевает маску подобострастия. Но Кэтрин еще не закончила, и Мэри глядела на нее с тем же ужасом, с каким смотрят на горящий дом, потому что у нее было зловещее предчувствие насчет того, что сейчас скажет служанка.
— И в чем заключалось проклятие? В попытке отравить его? — спросил Адамс.
— Да, сэр.
— Почему зубья Дьявола? Это символ?
— Я не проповедник, не ученый и не хочу говорить о том, о чем мне рассуждать не подобает, — ответила она, склонив голову.
— Нет, я задал вам вопрос, — продолжил Адамс. — Нам всем интересно ваше мнение.
— Благодарю вас, — сказала Кэтрин. — Да, это символ. Символ языка самого отвратительного создания: змеи. Дьявол принял ее облик, когда впервые искусил Еву. Пестик символизирует использование яда.
— Для служанки вы необычайно умны, Кэтрин, — похвалил ее Адамс. — Прошу вас, продолжайте.
— Когда я застала хозяйку в ту осеннюю ночь, она могла испугаться, что теперь ее план не сработает, потому что я обо всем узнала. По крайней мере, она так думала. На самом деле нет, тогда я еще не знала. Но потом она стала настаивать на разводе с Томасом Дирфилдом, выдумав чудовищные небылицы о его жестокости. А когда вы разгадали ее махинации и отклонили прошение, она вновь обратилась к Дьяволу, чтобы заручиться его поддержкой в убийстве мужа.
Мэри в ужасе посмотрела на своего нотариуса, но тот только покачал головой. Она должна оставаться кроткой и уверенной, даже если Кэтрин прямо сейчас размотает веревку, на которой ее повесят.
— Как вы догадались о назначении зубьев Дьявола и о намерениях вашей госпожи? — спросил Адамс.
— Благодаря тому, что читаю слово Божие, и тому, что обнаружила в Библии моей госпожи.
Вот он, финальный удар. Улика, доказательство столь же страшное, как если бы Кэтрин показала магистратам бутылочку с аконитом. Мэри знала, что служанка скажет дальше, и почувствовала тошноту и слабость. Этого она не предвидела, не ожидала, и тогда она наклонилась и уперлась руками в колени, чувствуя, что все вокруг темнеет. Но она все слышала. По-прежнему все слышала.
— Сначала я ничего не поняла, — говорила Кэтрин. — Я поняла только потом, когда обнаружила зубья Дьявола и Его монету в переднике госпожи. Однажды вечером она заложила Библию пером на странице со 139-м псалмом: «Изощряют язык свой, как змея; яд аспида под устами их». Я вспомнила, что Мэри читала этот псалом, и, должно быть, он многое значил для нее, если она оставила на странице перо и отметила стих.
По ратуше снова пронесся гул голосов, и это было последнее, что услышала Мэри, перед тем как, на свое счастье, упасть в обморок и рухнуть на пол.
36
Вы ложно обвинили его в том, что он якобы вонзил зубья Дьявола вам в руку…
Замечание магистрата Калеба Адамса, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1663, том I
Заседание прервали, но ненадолго. Родители Мэри бросились к ней, и вот уже она находится между ними, поддерживаемая отцом и Бенджамином Халлом, а мать сидит перед ней и смотрит на нее. Она потеряла сознание буквально на минуту.
— Моя девочка, — шептала Присцилла. — Моя девочка.
Мэри кивнула Халлу в знак того, что она в порядке — насколько в порядке может быть женщина в шаге от эшафота, — но нотариус тем не менее вышел вперед и попросил магистратов отложить заседание хотя бы до обеда.
Адамс наклонился вперед и окинул Мэри презрительным взглядом.
— Мы только начали, Бенджамин. До обеда еще несколько часов. Мэри уже как будто открыла глаза и вполне в сознании.