– Вы отправляетесь в Огайскую пустыню, мистер. Я все знаю. Энди мне все рассказал. Он едет тоже.
– Нет, не тоже. Это невозможно. Едем только мы с Линор. Это факт.
– Расслабься. Ну, может, он едет сам по себе. Может, он едет с этим чокнутым из фирмы детского питания, который помогал ему с Пустыней давным-давно. Я знаю только, что он сказал, что едет бродить и приобщаться.
– Просто мы с Линор едем друг с другом, вот что.
– Как скажешь.
– …
– Ну ладно. Я у вас поработаю.
– Хорошо. Хорошо. Отлично.
– Будет весело, и, как ты сказал, я смогу быть рядом с тем, с кем хочу, кто бы он ни был.
– Да.
– Только остается вопрос обучения.
– Вообще не проблема.
– Меня потребуется обучить. Хотя, думаю, ты увидишь, я запомню все, что ты хочешь, чтоб я помнила. У меня отличная память.
– Ну конечно. Миз Пава… выдала мне для тебя кое-какие вводные материалы, которые у меня очень кстати с собой… где-то. Валинда готова временно принять тебя на работу по первому моему слову.
– Обучи меня.
– Ну вот послушай: «У коммутатора „Центрекс 28 Фаза III“ с матричным переключателем модели 5 имеются функции, благодаря которым оператор может эффективно выполнять свои обязанности».
– Рик, я все-таки о другом.
– Извини?
– У меня идея. Давай обсудим обучение. Я остановилась рядышком, в «Мариотте».
– …
– Будет весело и обучительно. Доверься мне. Счет, пожалуйста!
– Не вполне уверен, что я вообще…
– А что это за всполохи на улице, Рик? Гляди, вон там, на углу. Уличные огни то вспыхнут, то погаснут. Что происходит?
– Неон. Гимнастический неон, я думаю.
– Неон. Миленько. Так, эдак. Раз-два.
– Тебя это нисколько не пугает?
– Да ни капельки.
/ж/
– Не знаю я, – сказал Ланг. – Ну не знаю я, что с этими бляцкими замками.
– Надо иногда потрясти ключи. Иногда мы с Кэнди просто трясем ключи.
– Эка невидаль, – пробурчал Ланг. Он открыл дверь.
Квартира Мисти Швартц на втором этаже выглядела почти как комната Линор, только чуть поменьше, и западное окно здесь было в одном экземпляре и определенно почище. Линор огляделась, глянула на потолок, который этажом выше был ее полом.
– Ты, как видно, чистюля, – сказала она.
Ланг вешал их куртки.
– В детстве, когда я заправлял кровать, приходил папочка с монетой в полдоллара, с головой Кеннеди
[156], и бросал ее на кровать, и если она сразу не отскакивала на папочкин большой палец головой Кеннеди кверху, я должен был всю эту хрень переделывать.
– Божички.
– Слушай, может, банку вина? – спросил Ланг, подаваясь к двери квартиры. – У меня тут вино внизу, в «Фриджидере»
[157]. Рядом с твоей содовой, наверное, ты видела.
– Банку вина?
– Что было в продаже.
– Спасибо, я пас, – сказала Линор. Разгладила платье после лихой езды по Внутреннему кольцу в Ланговом новеньком «транс-аме». Вдруг пролетел совсем низко самолет, и на миг все будто замедлилось в грохоте. Ланг стоял у двери и глядел на нее. Линор видела, как яркий свет Мистиного плафона отражается от глаз Ланга, бьет по ним и преломляется, будто в эти глаза вставлено по листику мяты. Линор дотронулась рукой до загривка.
Ланг улыбнулся и развернулся, и она сказала:
– Слушь, почему нет. Попробую из банки, ну или из твоей банки, неважно. Почему бы не выпить вина, – сказала она.
– Ну и славно, – сказал Ланг. – Можешь разогреть старый телик, если хочешь. – Он вышел, оставив дверь открытой.
Старый телевизор огромным белым парусом экрана хищно кривился на приземистой коробке красного дерева. Внутри коробки в экранное брюхо упирался пистолетом проектор. Линор нажала красную кнопку на коробке, и экран заполонила гигантская голова, и она звучала. Линор спешно выключила телик, экран заморосил и очистился. Голова была кого-то из «Далласа», в этом Линор почти не сомневалась.
Когда у кого-то такая же обычная комната, как у тебя, как правило, очень интересно смотреть, что люди с ней сделали. В случае Мисти Швартц это было совсем не так интересно, как могло бы быть. Линор с Мисти почти не общалась; после некой размолвки из-за счета за телефон на общей кухне Тиссоу, несколько месяцев назад, Линор бывала в жилище Мисти только пару раз, одалживая предметы первой необходимости. Кэнди Мандибула, принявшая удар телефонной размолвки на себя, сказала как-то, что Мисти Швартц только потому не лесбиянка, что не видала себя в зеркале. Линор сочла это бессмыслицей.
Что, однако, ничуть не означало, что ей была особо интересна Мистина квартира: комната, в которой преобладали стальные прямые и однотипная зернистая белая джутовая ткань. Тут стояло кресло из белых джутовых подушек, собранных и обретших форму на каркасе из полированных стальных пластин. Столик со стеклянной столешницей и стальным каркасом того же рода. Маленькая кушетка, вся из прямых углов, того же материала, что и кресло. Картина на стене: однотонный бледный оранжевый квадрат на белом фоне; еще – снимок Мисти Швартц с мужчиной на черной статуе кашалота, типа кита с зубастыми челюстями. Мужчина лежал в челюстях, вскинув запястье ко лбу, точно Полина в Опасности
[158], а Мисти оседлала спину рыбины, притворяется, что бьет ее хлыстом, рот разинут, глаза выпучены. Фото висело вплотную к картине. Больше на стенах ничего не было, не считая телеэкрана, который явно добавил Ланг.
Линор поискала признаки Ланга. У кровати – кровать аккуратно заправлена; Линор прикинула, не попробовать ли трюк с полудолларом, и решила не пробовать, – спортивная сумка, битком набитая, так что частью содержимого ее вырвало на пол, каковой факт частично прикрыт тщательно разложенной простыней, которую Ланг поместил над большей частью неприглядного зрелища словно бы второпях. На кровати – новые рубашки и белые носки, все по-прежнему в магазинном целлофане. Но и всё. В целом Линор просто не видела, чтоб это была комната Ланга, вообще.
– Не вижу, чтоб это была твоя комната, – сказала Линор Лангу, когда тот вернулся, неся штабель банок и стаканы. Она наблюдала, как он осторожно расставляет все это на стеклянном столике.