– В результате ей пришла в голову идея романа «Франкенштейн», – подвел итог Фредди.
– Вот поэтому мы так и называемся, – развел руками Тайер. – Клуб поклонников Мэри Шелли.
– То есть вы… поклонники романа «Франкенштейн»? – уточнила я.
– Не только Франкенштейна. Ужасов в целом, – сказала Фелисити.
– Так чем же вы занимаетесь в этом клубе? – Я перевела взгляд на Брэма, которого, казалось, больше интересовала облупившаяся краска на Человеке-ящере, висевшем над его головой. Тайер, Фредди и Фелисити больше подходили под типаж «изгои с эксцентричными интересами». Но Брэм, самый популярный парень в школе, сын богатых родителей и игрок в лакросс? Почему он здесь?
– Ты разве не слышала о том, как Мэри Шелли придумала Франкенштейна? – спросила Фелисити. – Мы сочиняем страшные истории.
– Другими словами – розыгрыши, – фыркнула я.
Тут же поднялся шум, и Фелисити, Тайер и Фредди, перекрикивая друг друга, принялись доказывать мне обратное.
– Мы не двенадцатилетки.
– Нам не нравится слово «розыгрыш» или даже «шутники» – у них совсем другой смысл.
– Дело не только в этом, но и в постоянном просмотре фильмов.
Как бы они себя ни называли, суть от этого не менялась. Потому что теперь все, о чем я могла думать, – это участие Брэма в розыгрыше во время спиритического сеанса. Неужели он добровольно заставил пройти через это свою девушку? Я вспомнила, как впервые увидела его в тот вечер: на верхнем этаже, в процессе какой-то ссоры с Лакс. Возможно, он пытался предупредить ее, чтобы она ушла до начала спиритического сеанса. Возможно, он не предусмотрел, что с ней случится такая истерика. Или, возможно, их ссора вывела его из себя и он нарочно допустил такое.
Затем я подумала о том, как Лакс в течение последних двух недель всячески портила мне жизнь, а Брэм никак не попытался остановить ее. Возможно, они стоили друг друга.
Фредди, Тайер и Фелисити говорили теперь так быстро, что их голоса сливались и заглушали друг друга. Но потом одна фраза прозвучала громче остальных.
– В игре гораздо больше нюансов.
– В какой игре? – насторожилась я.
– Достаточно, – сказал Брэм с видом взрослого, уставшего от спорящих детей. – Мы больше ничего тебе не расскажем, пока не убедимся, что ты – с нами.
Власть, сопутствующая его репутации самого популярного парня, казалось, простиралась и за пределы школы. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь отказывал Брэму раньше?
Если Тайер и особенно Фредди, казалось, были счастливы принять меня в свой круг, то Фелисити и Брэм отнеслись ко мне неоднозначно, даже немного враждебно. Несмотря на то что они взяли на себя труд доставить меня в это странное место – где бы мы ни находились, – всем своим видом и манерой разговора Брэм ясно давал понять, что желает избавиться от меня. Выражение его лица на протяжении всего вечера не поменялось: слегка безразличное.
– Я с вами, – заявила я, вздернув подбородок.
Тайер вскинул кулак в темноту над головой.
– На свет появился новый член клуба! Что касается официальных приглашений, то я думаю, что мы их уже предоставили.
– Да, большое спасибо, что подвезли. Очень заботливо с вашей стороны. Может, уже пойдем отсюда? – поинтересовалась я.
– Осталось еще кое-что, – напомнил Фредди.
На лице Фелисити появилась коварная усмешка.
– Посвящение, – объявила девушка.
12
Я СИДЕЛА в темноте на бетонном полу. Фелисити, присевшая вместе с остальными чуть поодаль, посветила на меня фонариком. Это напоминало тактику запугивания, потому что луч света был настолько ярким, что мешал мне смотреть прямо на нее или на кого-либо из них.
В ожидании того, что они приготовили для меня, я перебирала в уме уже известные мне факты.
Клуб поклонников Мэри Шелли немногочисленный.
Он эксклюзивный.
Иногда они вместе смотрят фильмы.
Они устраивают то, что сами отказываются называть розыгрышами, но по факту это так и есть – проводимые по специально придуманным сценариям, тщательно спланированные и разыгранные шутки, в которых, судя по всему, используются характерные приемы из фильмов ужасов.
И существует какая-то игра. Но подробнее я об этом не узнаю, пока не пройду посвящение.
Я прищурилась от яркого света фонарика. Меня не очень-то радовали все эти замашки с дедовщиной тайного братства. Оставалось лишь надеяться, что оно того стоит.
– Скажи нам, чего ты больше всего боишься, – потребовал Брэм.
Я засомневалась, стоит ли мне смеяться или лучше отнестись к этому вопросу серьезно. Ни один из вариантов не казался правильным, поскольку мои собеседники скрылись с глаз долой. В буквальном смысле. Кроме того, один из них с ног до головы нарядился в костюм для косплея.
– Гм… – Я прочистила горло. – Я боюсь пауков.
Снова тишина. Я представила, как они переглядываются между собой, уже сожалея о своем решении пригласить меня сюда, и меня охватила легкая паника. Пережив столько испытаний, я могла просто упустить свой единственный шанс.
– Попробуй еще раз, – сказал Брэм. – И не трать попусту наше время.
Паника смешалась с облегчением, оба чувства в равной мере охватили меня. Я могла бы сказать что угодно. У меня были те же универсальные страхи, что и у большинства людей. Я боялась, что с мамой что-нибудь случится. Я боялась потерять все, что у меня есть. Но все же существовало кое-что, чего я боялась больше всего на свете. То, о чем я думала постоянно.
– Я боюсь самой себя, – выпалила я. – Боюсь, что я чудовище.
После очередной минуты молчания Тайер тихо спросил:
– Почему ты себя боишься?
Я думала, что, если скажу правду, они от меня отстанут. Если бы я знала, что меня продолжат расспрашивать, то держалась бы за версию о пауках. Фелисити снова посветила мне фонариком в лицо, и я отпрянула.
– Не знаю, просто… Мне кажется, что я ненормальная. Что, если я способна на очень плохие поступки и это и есть настоящая я?
Я постаралась выражаться туманно, превратить свое признание в более распространенный страх, в нечто менее неприятное. Это не сработало.
– Расскажи нам о Мэтью Маршалле, – приказала Фелисити.
От звука его имени у меня кровь застыла в жилах.
– Откуда вы об этом знаете?
– Мы все знаем, – сказала Фелисити.
– Материалы этого дела не оглашались, – пробормотала я. – Я несовершеннолетняя.
– Мой отец – прокурор штата, – напомнил Тайер, и в его голосе прозвучало смутное извинение. – Это было не так уж трудно выяснить.