– В старших классах младшей школы?
– Это два старших класса в начальной школе. Мы учились в пятом классе. В общем, мы поднялись на смотровую площадку, и у меня закружилась голова. Как раз в тот момент, когда казалось, что меня сейчас стошнит, или я упаду в обморок, или обмочусь, рядом со мной появился Брэм. Мне было очень неловко, что он увидел меня в таком плохом состоянии.
– Звучит ужасно.
– Это было потрясающе, – продолжала Сандра. – Брэм отвел меня в сторонку, взял за отвратительно потную руку и велел смотреть на него и дышать. Пятиклассник Брэм сделал это! Уже тогда он был таким сдержанным и зрелым. Он не отпускал мою руку до тех пор, пока мистер Порсиф не сообщил, что пора уходить. Я по-прежнему ненавижу высоту, но вернулась бы на верхний этаж Эмпайр-стейт-билдинг, если бы Брэм пригласил меня туда.
Я попыталась сопоставить пятиклассника Брэма с Брэмом, известным мне. Но, по правде говоря, в действительности я не слишком много о нем знала. Разве что один из его секретов. Но у всех нас есть секреты.
– Что тебе известно о Фелисити Чу? – поинтересовалась я. Пока в моем распоряжении энциклопедические знания Сандры, я вполне могу ими воспользоваться. Все что угодно, лишь бы она не болтала о Брэме.
– Фелисити Чу?
Сандра оглянулась, как будто Фелисити притаилась где-то рядом подобно вампиру, готовому напасть. Но, насколько я могла судить, Фелисити в столовой не было. Вообще-то я не замечала, чтобы она тут когда-либо сидела. Возможно, она ела свой обед, запершись в туалетной кабинке и свисая вниз головой с потолочных труб.
– Она чокнутая, – сказала Сандра. – А почему ты ею интересуешься?
– Просто любопытно. Ее шкафчик находится рядом с моим. Почему ты считаешь ее чокнутой?
Сандра уставилась на меня широко раскрытыми глазами, как будто ответ был очевиден.
– Из-за черной помады.
Я закатила глаза, но Сандра не унималась.
– Я серьезно. Вот это выбор, а ведь при этом ее мама является финансовым директором Isee Cosmetics – у нее могут быть все оттенки губной помады, какие душе угодно. Очень жаль, что мы не друзья.
– Что-нибудь еще про нее?
– Ладно, а как насчет того, что она всех ненавидит? И у нее странная влюбленность в Стивена Кинга. Кто в наше время влюбляется в авторов? В старых авторов.
– Она много читает. Это не значит, что она влюблена в автора.
– Она повесила в своем шкафчике его черно-белую фотографию.
– Ого.
– Кроме того, я думаю, что все эти книги ужасов откладываются у нее в голове. Рождают у нее идеи.
– Что ты имеешь в виду? – Я постаралась сохранять ровный тон голоса.
– В прошлом году ее отстранили от занятий за то, что она ударила Александру Турбинадо ногой в промежность во время факультатива по гончарному делу. А потом еще раз за то, что она проделала то же самое с Реджи Хелдом. Что особенно странно, ведь факультатив по гончарному делу выбирают, когда хочется, ну, расслабиться, или влюбиться, или все в таком роде, а Фелисити стала от него очень агрессивной.
Такого бы я точно не нашла в «Инстаграме» Фелисити. Дружба с Сандрой оказалась полезной.
– А Тайер Тернер?
Сандра весело взглянула на меня, и я поняла, что со стороны ей показалось, будто я вразброс перечисляю всех чудаков Манхэттенской частной школы.
– Гм, мне просто любопытно, потому что он кажется милым. Он одолжил мне свои записи.
– Я бы не стала ими пользоваться. Он только и делает, что дурачится на уроках. Просто очередной парень, который считает себя намного более забавным, чем есть на самом деле. Он держится здесь только из-за своих родителей.
– Правда? Мне он показался нормальным.
– Все это часть продуманного образа, – сказала Сандра и сделала глоток напитка из чайного гриба. – Отец Тайера устроил его на нормальную работу в кинотеатр, чтобы всем рассказывать, что его сын ничем не отличается от других подростков. Я предполагаю, что Тайер пошел на это ради бесплатного попкорна. Кто тебе все время пишет?
Я даже не заметила, что у меня в рюкзаке жужжит телефон. Но от внимания Сандры ничто не ускользало. Я выудила аппарат.
«Встречаемся сегодня по этому адресу. В 9 вечера. Фредди».
– От кого это? – спросила Сандра. – Что-то стряслось?
Мне не хотелось лгать ей, но теперь я была связана тайной.
– Нет, просто одна старая подруга.
Мой телефон снова завибрировал. Я быстро пробежала глазами сообщение, избегая испытующего взгляда Сандры.
«Не переживай. На этот раз – никаких похищений.;-)»
14
ШЕЛ ДОЖДЬ, и когда я стояла под зонтиком, глядя на здание, расположенное по адресу, указанному в сообщении Фредди, мне казалось, что я вот-вот войду в особняк из фильма «Шоу ужасов Рокки Хоррора».
Я находилась в Верхнем Ист-Сайде, всего в нескольких кварталах от нашей школы. По мере приближения к Центральному парку здания становились все более красивыми, с элегантными навесами и швейцарами в отделанной золотом униформе, стоящими прямо за стеклянными дверями. Но в еще более причудливых жилищах не было ни швейцаров, ни вестибюлей. Некоторые являлись небольшими музеями или штаб-квартирами сообществ, на их внушительного вида двойных дверях красовались гербы, а по стенам полз плющ; другие были прекрасными частными резиденциями. На указанном в адресе здании я не нашла никаких золотых табличек и почти не сомневалась, что это не музей. Но все равно это был красивый особняк из известняка, который, вероятно, стоил больше, чем моя жизнь.
Я пыталась через сообщения расспросить Фредди о том, кто здесь живет и чем нам предстоит заняться, но он уклонялся от прямого ответа. Поэтому я позвонила в дверь и стала ждать.
Дверь распахнулась, и на пороге, загородив собой проем, возник Брэм.
Он сменил привычную школьную рубашку и галстук на спортивные штаны и черную футболку с черепом, откинувшим челюсть. Каждый раз, стоило нам с ним остаться наедине, мой мозг, казалось, отключался, потому что первым делом я спросила:
– Это твой дом?
– Да.
Если бы только Сандра знала, что я сейчас здесь! Она бы психанула.
– Будешь заходить или нет? – спросил Брэм. – А то сейчас весь порог промокнет.
Я переступила через порог, стряхивая капли с зонтика.
– Я возьму его, – сказал Брэм.
Он бросил мой зонт в оловянную урну рядом с дверью и протянул руку. Я колебалась, пока не поняла, что он тянется за моей верхней одеждой. Процесс раздевания растянулся на невероятно долгую и погруженную в молчание минуту, в течение которой в парадной прихожей слышался лишь шорох моего мокрого плаща, соскальзывающего с плеч, и звяканье вешалок в шкафу.