Медовые дни - читать онлайн книгу. Автор: Эшколь Нево cтр.№ 17

В первые недели преподавательница Иона вела себя с ним очень строго. Поправляла ему руки, неправильно державшие инструмент, журила за невнимательность, останавливала, когда он брал не ту ноту, и ругала, когда он ошибался с октавой. Правда, от него не ускользнуло, что на каждый урок она наряжалась, но он полагал, что красивая одежда и тщательный макияж, добавлявший выразительности ее зеленым глазам, объяснялись ее пиететом перед музыкой, даже в его неуклюжем исполнении. А тот факт, что она не спешила вовремя заканчивать урок, он списывал на обилие собственных ошибок. «С таким выдающимся бездарем, как я, – думал он, – в один час не уложишься».

Перелом наступил на двенадцатом уроке. Он их считал, он их ждал; его жизнь протекала в их музыкальном ритме: урок, промежуток, урок, промежуток, урок…

Посередине вариаций Вебера она сделала ему знак остановиться. Он перестал играть и замер, готовый выслушать ее указания. Но она закрыла глаза и сказала:

– Хватит.

Он решил, что она имеет в виду его игру, и положил инструмент на стоявший рядом стул, но она открыла свои зеленые кошачьи глаза и сказала:

– Хватит тосковать по ней, Джеремайя. Простите, что я это говорю, но вы… Вы играете как мертвый, и больше так продолжаться не может. Я понимаю… Я понимаю, что вы очень любили жену…

Он потупился и кивнул. Острие подбородка почти уткнулось ему в грудь.

– Поднимите глаза, – продолжила она. – Видите Джо? – Она кивнула на большой портрет своего мужа. – Джо был человеком уникальным, что называется, с изюминкой. Когда-нибудь я вам о нем расскажу, если захотите. Но он умер. И ваша жена тоже умерла. А вы должны решить, хотите ли вы жить. Простите, что я это говорю, Джеремайя, но на кларнете нельзя играть без любви.

Она накрыла его руку своей ладонью и не убирала ее целую минуту. Потом трижды медленно и нежно погладила ее и резко, то ли испуганно, то ли поощрительно, отдернула руку и приказала:

– А теперь играйте!

В тот день он играл как никогда. Его кларнет смеялся и плакал, как живой. Ему казалось, что с каждой нотой инструмент как будто удлиняется, а издаваемые им звуки преодолевают пространство между ним и Ионой, дерзая сделать то, о чем он не смел и помыслить: ласкающим жестом коснуться ее, заставив вздрогнуть всем телом.

Во избежание ненужных подозрений следует уточнить, что, трижды погладив руку Джеремайи, больше Иона до него не дотрагивалась. Напротив, она отодвинула свой стул подальше и спрятала зеленые глаза за опущенными ресницами. В момент прощания, когда они стояли у двери, она заранее лишила его возможности ее поцеловать, сделав быстрый шаг назад, и лишь коротко махнула ему рукой, которую затем прижала к груди. У него сложилось впечатление, что она испугалась неожиданно возникшей между ними близости и пытается вернуть себе душевное равновесие. А однажды, придя на урок раньше времени, он застал ее в дверях: она провожала другого своего ученика, моложе его, и глаза ее сияли. «Неужели ему она тоже гладит руку? – подумал он. – Или это ее педагогический прием? Способ стимулировать учеников лучше играть?»

Затем автор письма перешел к сути дела, извинившись за долгое отступление и выразив надежду, что адресат поймет, зачем ему понадобилось излагать историю своего обучения игры на кларнете.

В начале последнего урока он сообщил ей, что, к сожалению, на второй неделе августа не сможет посещать занятия, так как едет в Святую землю, в Город праведников, на открытие новой миквы, построенной на его деньги. И что же он услышал в ответ? Что на той же неделе, когда он собирается в Город праведников, там состоится международный фестиваль кларнетистов, более того, пару дней назад она нашла у себя в почтовом ящике официальное приглашение принять участие в этом фестивале. В прошлом году ее на него уже приглашали, как и в позапрошлом, но она отказывалась. Ее пугало длинное путешествие. Одной? В самолете, болтающемся между небом и землей и проваливающемся в воздушные ямы? Плюс опасности, подстерегающие ее в стране, которую считают святой не только евреи, но и представители других религий.

– Давайте поедем вместе, – предложил он. – Будем друг за другом присматривать.

– Как мило с вашей стороны, – ответила она, бросив смущенный взгляд на портрет мужа.

– Простите, что я это вам говорю, но вы должны решить, хотите ли вы жить, – припомнил он ей ее же слова.

Она улыбнулась, но он видел, что она все еще колеблется.

– Не знаю, – сказала она и развела руками. – Мне надо подумать, Джеремайя. Ведь время до августа еще есть, верно?

«Кстати, о времени, – писал далее Джеремайя. – Если мои друзья из Города праведников не возражают, я хотел бы в заключение прояснить один вопрос. Буду с вами откровенен. Меня удивляет, что, после того как я перевел оговоренную сумму, никто не связался со мной, чтобы проинформировать о том, как продвигается строительство. Коллеги говорили мне, что тоже жертвовали деньги на различные проекты в Святой земле, но никогда не сталкивались ни с чем подобным. Напротив, им постоянно сообщают все подробности о ходе дел. Гробовое молчание с вашей стороны вызывает у меня опасения, чтобы не сказать страх. Может быть, мои деньги до вас не дошли? Или со строительством миквы возникла проблема, которую вы от меня скрываете? Хотелось бы верить, что мои опасения беспочвенны, и я был бы очень рад получить отчет о том, как продвигается строительство. В любом случае я вынужден подчеркнуть, что в данный момент сдача проекта в срок приобрела для меня первостепенное значение. Я сочту недопустимым, если по вине Города праведников сразу две женщины – и та, что была главной любовью всей моей жизни, и та, что вновь пробудила во мне желание жить, – примут меня за болтуна. Надеюсь, что к моему приезду в город миква уже начнет работать, и убедительно прошу моих дорогих друзей не давать мне повода для разочарования».

* * *

– Ты меня разочаровал, приятель, – сказал следователь, встал и обошел вокруг стола.

Наим вздрогнул всем телом.

Следователь сел на стол, близко – очень близко – придвинув колени к лицу Наима. Он смотрел на Наима сверху вниз и, говоря, обдавал его запахом фалафеля.

– Ты что, не понимаешь? Каждый день, который мы тратим на возню с тобой, для тебя это лишний год тюрьмы. – Он неожиданно протянул руку и ласково погладил Наима по щеке.

«С чего это он меня гладит?» – снова вздрогнул тот.

– Мы умеем помогать тем, кто помогает нам, – продолжал следователь. – Но ты упорно держишься за свою нелепую версию, и мы топчемся на месте. Ты меня понимаешь?

Наим кивнул. Следователь снова погладил его по щеке, а затем вдруг схватил за подбородок. Сильно. И уставился на него своими совиными глазами:

– Еще раз спрашиваю, Наим. Для чего тебе понадобился бинокль?

– Я смотрел на птиц.

– А знаешь что? Будь по-твоему. – Следователь выпустил его подбородок.

Наим испугался, что сейчас тот размахнется и врежет ему кулаком в челюсть, но следователь вернулся на свое место, взял ручку и нацелил перо на лежащий перед ним лист бумаги.