– Да, – вздохнула я. – Пока студия не проверит всех кандидатов.
Селия нашла наконец штопор, и я передала ей бутылку каберне.
На кухне я бывала нечасто, и теперь, когда никто не заглядывал через плечо, не предлагал сэндвич или помощь в поиске чего-то, ситуация отдавала каким-то сюрреализмом. Когда ты богат, в твоем доме всегда найдутся места, которые ощущаются как незнакомые. Одним из таких мест была кухня.
Я заглянула во все шкафчики, пытаясь вспомнить, где же у нас бокалы, и в конце концов обнаружила их.
– Ага. Вот они.
Селия посмотрела на то, что я протягивала ей.
– Это же флейты для шампанского.
– Да, верно. – Я поставила бокалы на место и, поискав, нашла еще две пары, но уже других размеров.
– А эти?
– Для вина. Ты не разбираешься в стекле?
– Ни в стекле, ни в серебре. Ничего об этом не знаю. Не забывай, мои деньги новые.
Селия рассмеялась и разлила вино по бокалам.
– То ли не смогла позволить себе разобраться в этом, то ли была настолько богата, что это делал за меня кто-то другой. В результате так и не научилась.
– Вот это мне в тебе нравится. – Селия протянула полный бокал и взяла себе другой. – У меня деньги были всю жизнь. Мои родители держались так, будто в Джорджии существует родовая знать. Все мои братья и сестры, за исключением старшего брата Роберта, похожи на родителей. Моя сестра Ребекка считает, что моя работа в кино – позор для семьи. Не столько из-за того, что я в Голливуде, столько потому, что я работаю. Говорит, что это неприлично. Я и люблю их, и терпеть не могу. Наверно, это и есть семья.
– Не знаю. У меня… от семьи мало что осталось. А по факту, вообще ничего. – Мой отец, как и осевшие в Адской кухне родственники, связаться со мной не смог, даже если и пытался. И я отнюдь не страдала из-за этого и не думала о них по ночам.
Селия посмотрела на меня. Похоже, она не жалела меня и не испытывала никакого неудобства от того, что имела в детстве и юности все то, чего не имела я.
– Вот и еще одна причина, чтобы восхищаться тобой так, как восхищаюсь я. – Все, что у тебя есть, ты добыла сама. – Селия протянула бокал, и мы чокнулись. – За тебя. За абсолютно неудержимую.
Я рассмеялась, и мы выпили.
– Идем. – Мы перешли из кухни в гостиную. Я поставила бокал на кофейный столик на тоненьких ножках, подошла к проигрывателю и сняла с полки Lady in Satin Билли Холидей. Дон терпеть не мог Билли Холидей, но Дона с нами не было.
– А ты знаешь, что ее настоящее имя Элеанора Фейган? Просто Билли Холидей звучит намного лучше? – Я села на мягкую голубую софу. Селия устроилась напротив и подобрала под себя ноги.
– А твое? – спросила она. – Неужели и вправду Эвелин Хьюго?
– Нет, – призналась я. – Эррера. Эвелин Эррера.
Селия даже не отреагировала. Не сказала, а, так ты латина, или так и знала, что оно ненастоящее, хотя, может быть, и подумала. Не сказала, что теперь понимает, почему у меня смуглая кожа, более темная, чем у нее или Дона. Она вообще ничего не сказала, кроме красиво.
– А твое? – спросила я и, поднявшись, перешла и села рядом с ней. – Селия Сент-Джеймс…
– Джеймисон.
– Что?
– Сесилия Джеймисон. Это мое настоящее имя.
– Отличное имя. Почему они его изменили?
– Не они. Я сама.
– Зачем?
– Потому что оно звучит, как у какой-нибудь девчонки, живущей по соседству. А мне всегда хотелось быть такой девушкой, чтобы каждый, кто посмотрел на меня, чувствовал себя счастливчиком. – Она допила остававшееся в бокале вино. – Такой, как ты.
– Ох, перестань.
– Это ты перестань. Ты-то прекрасно знаешь, кто ты такая. Знаешь, как влияешь на тех, кто оказывается рядом. Я бы убила за такие губы и грудь, как у тебя. Глядя на тебя, мужчины только о том и думают, как бы раздеть тебя и выставить напоказ – чтобы все завидовали.
Она впервые говорила обо мне так, и я, признаться, даже покраснела от смущения. Никогда не слышала ничего подобного от другой женщины.
Селия забрала у меня бокал и допила сама.
– Надо еще. – Она помахала пустым бокалом.
Я улыбнулась и отправилась на кухню. Селия потянулась следом и, пока я наливала, наблюдала за мной, прислонившись к стойке.
– Знаешь, что я подумала, когда в первый раз увидела «Отца и дочь»?
В гостиной одиноко звучал голос Билли Холидей.
– Что? – Я протянула ей бокал. Она взяла его, подержала, потом на секунду отставила и запрыгнула на стойку. На ней были темно-синие брюки-капри и белый топ без рукавов.
– Я подумала, что ты – самая роскошная женщина в мире и остальным не стоит даже пытаться соперничать с тобой. – Она разом осушила полбокала.
– Вот уж неправда, – сказала я.
– Правда.
Я отпила глоток.
– Не говори ерунду. Ты так мной восхищаешься, словно сама какая-то другая. А ведь ты просто бомба – большие голубые глаза, идеальная фигурка… Думаю, у парней, когда они видят нас вдвоем, глаза разбегаются.
Селия улыбнулась.
– Спасибо.
Я допила вино и поставила бокал на стойку. Селия восприняла это как вызов и сделала то же самое, а потом вытерла пальцами губы. Я налила нам еще.
– Как ты всему этому научилась? Всем этим гадким штучкам? – спросила она.
– Понятия не имею, о чем ты, – с притворной скромностью ответила я.
– Ты намного умнее и хитрее, чем все думают.
– Я?
Заметив на руках у Селии пупырышки гусиной кожи, я предложила вернуться в гостиную, где было теплее. Прилетевшие из пустыни ветры принесли прохладу в июньскую ночь. Почувствовав, что начинаю замерзать, я спросила, не знает ли Селия, как затопить камин.
– Я только видела, как это делают другие, – ответила она, пожимая плечами.
– Я тоже. Видела, как это делает Дон, но сама не пробовала.
– Сделаем вместе. Мы можем все.
– Отлично! Тогда иди и открой еще бутылку, а я постараюсь разобраться, с чего тут начинать.
– Отличная идея! – Селия сбросила с плеч одеяло и убежала в кухню, а я взяла два полена и положила их перпендикулярно одно другому.
– Нужна газета, – сказала Селия, когда вернулась. – А еще я подумала, что и без бокалов обойдемся.
Я подняла голову – она стояла передо мной с бутылкой в руке, – рассмеялась и, схватив газету, бросила на поленья. Потом сбегала наверх и принесла тот номер «Sub Rosa», в котором меня назвали холодной стервой.
– В огонь! – Я чиркнула спичкой.