– Иди поищи Пабло.
– Хорошо. Я его найду.
Снова все вместе
Я и не представлял, что мне вот так сразу повезет. Оставив Макса на своей кровати, я пошел в «Ротонду» – и нашел там всю нашу компанию.
Первый, кого я вижу, – мой покровитель, мой ангел-спаситель, Поль Александр; он вместе с братом. Как только мы замечаем друг друга, он мне широко улыбается и знаком подзывает к себе. Я обнимаю его и Жана, они наливают мне бокал вина. На столе стоит жареная картошка и оставшаяся пара колбасок.
– Ты голоден?
– Очень.
Поль знаком мне показывает, чтобы я угощался, и я не заставляю его повторять приглашение.
– У тебя здоровый вид.
– Да, я хорошо себя чувствую.
– Не думал, что ты так быстро вернешься.
– Мне не хватало братьев Александр. Мне не хватало Парижа.
Поль улыбается.
– Амедео, ты помнишь, что я врач? – говорит он, пользуясь тем, что Жан отошел поприветствовать своих друзей.
– Я правда хорошо себя чувствую.
– Никто не знает о твоей болезни.
– Даже твой брат?
– Даже он.
– Спасибо…
– Не благодари меня. Мне это предписывает моя профессия. У тебя был кашель?
– Немного, поначалу; потом все реже.
– Я вижу, что у тебя хороший аппетит.
Я улыбаюсь, откусывая колбаску.
– И вижу, что твой вес пришел в норму.
– Поль, будь спокоен: у меня все в порядке. Лучше расскажи, как тут у вас дела? Что происходит?
– У меня для тебя неприятная новость.
– Боже мой, что случилось?
– «Дельта». Муниципалитет не продлил мне договор об эксплуатации здания.
– И что теперь будет?
– Думаю, что нам придется оставить особняк. Спешки нет, но я тебе советую присмотреть жилье. Я думаю, что особняк, к сожалению, снесут.
– Но это ужасно! Значит, больше никаких вечеринок, костров, представлений, дискуссий, музыки, танцев…
– Зато ты будешь меньше отвлекаться. Ты что-то привез из Италии?
– Одну картину.
– Всего одну? Ты мало работал.
– Я занимался скульптурой.
Поль молчит, у него недовольный вид.
– Я знаю, что ты хочешь мне сказать; не говори ничего. Я должен был ваять.
– Почему?
– Потому что… это сильнее меня.
– Что?
– Тяга к скульптуре. Никто не хочет, чтобы я этим занимался. Ни врачи, ни родственники, ни друзья, ни женщины.
– Тогда успокойся и занимайся живописью.
– А я не могу заниматься и тем и другим? И живописью, и скульптурой? Посмотри на Пикассо.
– У Пикассо нет туберкулеза.
– Поль, я действительно должен отказаться от всего того, что хочу, в моем возрасте? Я слишком молод, чтобы откладывать свои мечты. Ты хочешь, чтобы я тоже стал кубистом?
Поль смеется.
– Твои дела шли бы неплохо. Кроме Пикассо, хорошо продаются работы Брака, Дерена, Ван Донгена…
– Нет, я не стану писать в стиле кубизма! Они ищут только средства выражения формы, их не занимает сама жизнь.
Поль невозмутимо и любезно улыбается.
– Не горячись. Мне не нужны от тебя картины в стиле кубизма. Но и скульптуры – тоже не нужны.
Я с яростью откусываю колбаску, Поль, заметив это, добродушно смеется.
– Амедео, я не хочу с тобой ссориться, ты только что приехал.
В этот момент я вижу, что Пикассо поднялся из-за стола, – и знаком подзываю его к нам. Он подходит, пожимает руку Полю.
– Амедео, ты поправился!
– Пабло, знаешь, в Италии хорошо кормят.
– Не так хорошо, как в Испании.
– Когда испанские блюда хотя бы наполовину приблизятся к итальянским, сообщи мне.
Он с улыбкой признаёт превосходство итальянской кухни. Я сразу перехожу к делу:
– Знаешь, у меня тут небольшая проблема…
– Если тебе нужны деньги, это неподходящий момент.
– Нет, мне не нужны деньги. Так значит, это правда, что о тебе говорят?
– Что говорят?
– Что ты жмот.
Я смеюсь – у него же, напротив, очень серьезный вид.
– Да пошел ты!
– Еще говорят, что ты обидчивый.
– Qué te hace pensar eso, hijo de puta?
[35]
– Видишь? Значит, это правда.
Мы с Полем смеемся, я делаю глоток вина.
– Пабло, не переживай: не надо мне денег. Но я оставил на своей кровати твоего друга Макса Жакоба.
– Макс Жакоб в твоей кровати? Я думал, у тебя вкус получше.
– Знаешь, Макс отчаянно тебя искал. Он был под кокаином и, возможно, еще и пил. Во всяком случае, он увидел Иисуса в моей комнате, лежащим на моей кровати, и принялся молиться вместе с ним.
Поль хохочет, Пикассо же ошеломлен.
– Макс и Иисус Христос?..
– Дело в том, что мне теперь негде спать.
– Почему?
– Потому что они вдвоем на моей кровати.
Поль уже сгибается пополам от смеха, но Пабло все еще ничего не понял.
– Ты меня дурачишь?
– Нет, Макс правда хочет видеть тебя. Он говорит, что ты такой же, как он.
– Я – как он? Я совершенно так не думаю.
– Он рассказал мне про «Авиньонских девиц».
– О нет… Он и тебе говорил, что это проститутки с сифилисом?
– Да.
– Я ему всего лишь сказал, что это сцена из борделя и что Авиньон – это на самом деле улица Авиньон
[36]. Макс сходит с ума.
– Поскольку он мне признался, что влюблен в тебя, поскольку вы с ним делили жилье и поскольку он не уйдет с моей кровати, пока не придешь ты, – скажи, как мне выйти из этой ситуации без твоей помощи?
Я шучу, но Пабло остается серьезным.
– Амедео, друг мой, Макс Жакоб под действием наркотиков, которые он часто употребляет, переживает мистический период, невроз, сопровождаемый желанием принять христианство.
– Я знаю.
– Я очень устал – и по этой причине сейчас пойду спать в свою кровать, и тебе советую сделать то же самое.