Принц Модильяни - читать онлайн книгу. Автор: Анджело Лонгони cтр.№ 79

Оскар снова подходит к картине и спокойно рассматривает ее, как будто ничего не произошло, как будто мы оба и не вспылили только что.

Все, кого я люблю, думают, что я их не слушаю. Возможно, я отдаляюсь от людей, которые думают не так, как я, из страха, что они меня переубедят.

Я смотрю на Оскара; по всей вероятности, нам больше не представится случая встретиться. Я вернусь в Париж, он останется жить во Флоренции, жизнь распорядится по своему усмотрению.

– Каково это – быть отцом?

– Думаю, у всех по-разному.

– А для тебя?

– Ты правда хочешь знать?

– Конечно.

– Я боюсь умереть.

– В смысле?

– Тебя это удивляет?

– Тебе еще рано.

– Видишь? Ты не единственный.

– Но ты не болен.

– Однако я потерял отца, когда тот был молодым, – и я в ужасе от того, что мой сын тоже может остаться сиротой. Но это – мой случай; как я тебе уже сказал, вероятно, все переживают отцовство по-разному.

Мы молчим; я обдумываю его слова.

– Так если тебе не нужно оставаться в Ливорно, что думаешь делать?

– Сяду на поезд и вернусь во Флоренцию.

– Тогда я провожу тебя на вокзал.

– Как хочешь.

– А ты не хочешь?

– Да, только не нужно идти со мной на платформу.

– Почему?

– Дедо, прошу тебя: давай без этого пафоса – отправляющийся поезд, растроганные друзья прощаются через окошко… Мы друзья, но давай без этих глупостей.

– Какой ты циничный.

– Это только внешне. Внутри я очень мягкий, нежный и романтичный, как и ты.

Мне грустно. Три месяца пролетели как один миг, и несмотря на рекомендации врача, который настаивал на более длительном пребывании в Ливорно, Дедо решил вернуться в Париж.

Если честно, в глубине души я его понимаю. Возможно, я бы поступила точно так же. Здесь, в Ливорно, он хорошо питался, гулял у моря, отдохнул, набрал вес, достаточно поправил здоровье, – но я ни разу не видела на его лице улыбку, желание жить, безмятежность.

В эти три месяца, как только представлялась возможность, он закрывался на пыльном складе, ваял и делал рисунки, наброски, фантазировал. Мир безграничен, но для некоторых людей наибольший простор заключается в них самих. Есть исследователи мира, а есть исследователи своей души. Для Дедо белизна листа или бесформенная масса камня представляют собой все то лучшее, что может выразить жизнь.

Теперь уже очевидно, что здесь, в Ливорно, он несчастен. Это провинциальный город, и, кроме своей семьи, ему не с кем тут общаться. После того как Оскар уехал, здесь не осталось никого, кто бы мог его выслушать. Старые друзья кажутся ему чужими, но что еще хуже – им кажется чужим он сам. Опыт жизни во Франции выставляет его в дурном свете перед ровесниками: он говорит о вещах, которые им неизвестны и которые они не могут понять или представить. Раньше он чувствовал себя другим из-за болезни; теперь к ней добавился новый опыт, который отдаляет его от прежних товарищей с точки зрения культурного развития. Он показал им свои работы, те, что создал в Ливорно, – но в результате встретил лишь непонимание с их стороны. Между ними даже произошла ссора, которая привела к драке. Дедо признался мне, что он настолько страдал из-за этого, что решил выбросить свои скульптуры в канал. Все работы были уничтожены! А ведь это был тяжелый труд. Получается, он зря провел столько времени среди пыли, изнуряя себя, чтобы потом все выбросить из-за людей, которых больше никогда не увидит.

Со мной он тоже стал другим. В эти месяцы мы разговаривали, но не так, как раньше. Ему уже недостаточно меня. Он больше не может рассказывать мне обо всем, у него больше нет желания рассказывать мне о своем изумлении. Он рад поделиться своими мыслями, но, пожалуй, не готов разделять со мной свой внутренний мир. Возможно, он бы чувствовал себя неловко, если бы рассказывал мне все, что испытывает. Мне больно это говорить, но в эти три месяца он словно был не здесь.

Я не говорю Маргерите и ее братьям, что если бы я была на месте Дедо, я бы тоже сбежала из Ливорно; они бы опять меня обвинили в том, что я все время на его стороне. Но им просто не интересен Амедео. Мне, напротив, любопытно понять его – я переводчица с французского на итальянский, и в моей работе встречаются разные книги: легкие и сложные, интересные и скучные. Если бы мои четверо детей были книгами, я бы в первую очередь увлеклась переводом Амедео. Вероятно, эта работа была бы сложнее и требовала бы большей концентрации, но она определенно была бы самой увлекательной.

Макс Жакоб – первый, кого я встретил по возвращении в «Дельту». Он бродит без цели, кого-то ищет. Я открываю ему дверь, и он смотрит на меня пару секунд, словно ему нужно сфокусироваться на мне.

– Амедео, ты вернулся?

– Да, недавно. Ты первый, кого я встретил.

– Значит, ты не видел Пабло?

– Нет. Я еще никого не видел.

Макс подходит ко мне ближе.

– Ты же знаешь, что мне нужен Пабло?

– В смысле?

– Я глубоко почитаю Пабло, я его люблю.

– Макс, ты хорошо себя чувствуешь?

– Это не греховная любовь. Я его люблю за чистоту.

– Пабло? За чистоту? Ты уверен?

– Я влюбился в него, когда впервые увидел картину «Авиньонские девицы».

У него севший голос и скорее всего пересохло горло.

– Макс, хочешь воды?

– Да, спасибо.

Я наливаю воду из кувшина в стакан, он начинает быстро пить, кашляет и снова жадно пьет.

– Еще.

Я наливаю еще, и он снова пьет.

– После «Авиньонских девиц» я понял, что он читает мои мысли. Он чувствует то же, что и я. Женщин я вижу именно такими: проститутками из борделя, лишенными любви.

Макс очень взволнован, у него дрожат руки, он вспотел.

– Проститутки, проститутки…

– Хочешь присесть?

– Я не могу. Проститутки, дикие, племенные…

– О чем ты говоришь?

– Авиньонские девицы.

– Это я понял.

– Мерзкие проститутки, обезображенные сифилисом. Сифилис – худшая из болезней нашего времени – таится у них между ног. На картине Пабло видно искажение, понимаешь?

– Макс, присядь, тебе нехорошо.

– Проститутки, проститутки… я тоже их вижу такими. Такими же, какими их видит он, больными. Мы все должны их видеть такими. Ты тоже.