Запретная женщина, или Первая жена шейха - читать онлайн книгу. Автор: Верена Вермот cтр.№ 73

Вся моя жизнь пронеслась у меня перед глазами, и я чувствовала, что скоро то же будет и с моей любовью. Любила ли я этого гордого красивого араба, который мог процитировать каждую суру Корана наизусть? Любила ли я его ещё или просто цеплялась за какие-то светлые воспоминания, за сказку? Может, это просто пустыня с её звездным небом над прибрежными дюнами, с её покоем, лившимся в душу, как бальзам, рождала во мне невыразимую тоску? И Дубайский Крик со своими ветряными башнями, пузатыми дау, которые ещё сто лет назад бороздили волны между Индией и Африкой? Причудливый силуэт города, напоминающий театральные декорации, островок роскоши, зона слияния Востока и Запада, а сразу за ним, на огромных базарах, по-прежнему жил своей жизнью древнеарабский мир?

С чего же все началось? Я вдруг вспомнила Файзаля, Англию, и мне стало стыдно. Перед Файзалем.

Наконец, через три часа, Халид вернулся из аэропорта.

— Дорогая, мы едем ужинать вместе с Набилем. Он ждет внизу, в машине. Так что поторопись, пожалуйста.

Этого я, конечно, не ожидала. Но благодаря сердечности, с которой встретил меня Набиль, мы с ним опять почувствовали себя друг с другом легко и непринужденно.

К моему удивлению, мы в первый раз в Дубае пошли в местный ресторан. В зале на втором этаже, куда мы вскарабкались по крутой лестнице, царила необыкновенно уютная, по-восточному колоритная атмосфера. Темные фигуры закутанных с ног до головы арабок так доминировали на этой живой картине, что в первое мгновение показались мне черным облаком. Я смущенно шла мимо столиков. Только после того как официант принес нам воду и верблюжье молоко, я отважилась украдкой осмотреться. Целые семейства, причем женщины лицом к стене, спокойно сидели и терпеливо ждали окончания дневного поста. Ещё несколько минут — и в окно ворвется голос муэдзина с ближайшего минарета. Я подумала: интересно, не испытывают ли они все какой-то дискомфорт от присутствия европейки без покрывала? Халида спрашивать было бесполезно. Он, конечно, не сказал бы мне правду, если бы это было именно так. Но может, люди в этом регионе, вблизи Персидского залива, отличаются большей терпимостью и открытостью, чем другие арабы?

Тем временем муэдзин возвестил окончание поста. Вся публика сразу же поднялась и принялась за угощение. Я с изумлением увидела, как одна арабка даже во время еды умудряется прятать лицо.

Приподнимая левой рукой покрывало, она правой ловко совала под него вилку.

Несмотря на покрывала, женщины были окружены особой аурой женственности. Словно в некой игре, они, всего лишь поднимая и опуская глаза, держали своих мужчин в плену своего обаяния и лишали их рассудка.

Когда мы вышли из ресторана, мне стало легче, потому что все это время я чувствовала себя среди этих изящных невидимок каким-то инородным телом. И я понимала, что так быть не должно. Все могло бы быть иначе. Виноват во всем был Халид. Все было в его руках. Это он обрек меня на такие муки. Я злилась на него, на себя, на Бога, на весь свет. Я вдруг со всей отчетливостью ощутила невыносимость своего положения.

Как только мы вернулись домой, я потеряла над собой контроль. Усевшись на тахту, я обхватила колени руками и уронила на них голову. Слезы так и хлынули из глаз.

В этот момент я прокляла себя за то, что в свое время последовала зову сердца. Мне захотелось вернуться в прошлое и отменить все события последних лет — абсолютно все. Но отменить ничего уже было нельзя. Надо было сжать зубы и идти вперед. Или умереть.

— Милая, я же знал, что тебе не надо было приезжать во время Рамадана! — услышала я вдруг отчаянный голос Халида. — Это была ошибка. Но ты сама захотела. Ты захотела жить как мусульманка.

Я только подрагивала в беззвучном плаче. Что он мог понять!

— Верена, ну не плачь! Все позади — завтра я отвезу тебя в роскошный отель с бассейном, и ты сможешь там плавать, есть и пить, сколько душа пожелает, хорошо?

Не знаю почему, но от этих слов я разрыдалась ещё сильнее.

— Ну что же мне с тобой делать?… — жалобно воскликнул Халид. — Да поможет мне Аллах!

Тут зазвонил его мобильный телефон. Судя по доверительному тону Халида, это был, скорее всего, Ибрагим. Они долго о чем-то совещались. Халид тревожно поглядывал на меня. Закончив разговор, он обнял меня и сказал:

— Давай ещё немного прогуляемся, тебе это будет полезно. Мы можем съездить в «Метрополитен» и выпить там кофе.

— Не могу, Халид. Как я покажусь на людях в таком виде?

— Ну что же нам делать, милая, чтобы тебе стало лучше?

Не знаю… Давай уж лучше поедем в пустыню.

— В пустыню?… В такую темень?

— Сейчас же полнолуние.

— Ну хорошо. Но имей в виду, там по ночам можно встретить джиннов.

— Ах, Халид, брось ты свои шутки.

Ты думаешь, я шучу? — ухмыльнулся он многозначительно.

Я пошла в ванную, чтобы охладить распухшие от слез глаза. Халид тем временем приготовил термос с кофе и сунул в бумажный пакет пару фиников. И мы поехали в направлении пустыни. Вскоре город остался позади, машин на дороге уже не было. Время от времени видны были призрачные силуэты верблюдов.

Халиду даже пришлось резко затормозить, потому что один из них стоял прямо на дороге. Постепенно справа и слева от дороги выросли дюны.

Халид поехал медленнее, выбирая подходящее место. В темноте действительно было довольно неуютно. Мы остановились, взяли вещи и прошли пару шагов по песку.

— Халид… — произнесла я испуганно, — а как выглядят джинны?

— Не знаю. Я с ними ещё ни разу не встречался. Ты что, и в самом деле испугалась? Это же все выдумки.

Я обиженно расстелила ковер, села и опять надулась.

Халид обнял меня за плечи.

— Прости, хабибти, я не хотел.

— Да ладно, сегодня явно не мой день.

Хотя я прекрасно понимала, что день тут совершенно ни при чём. Как и Рамадан. Причина депрессии была гораздо глубже. Это было убийственное осознание проигранной борьбы. Бессилие перед властью исламских законов и обычаев. Я столько времени с горечью смотрела, как Халид, сначала так отважно боровшийся за нашу любовь, постепенно покорился воле своей семьи, этой верховной власти, которой ничто не могло противиться. Свидетелями этих событий были только Бог и Айлин с Ибрагимом. Да ещё асуанский имам и два египетских свидетеля. И хотя я давно поняла, что у Халида не было выбора, у меня в душе все же теплилась слабая надежда. Но жизнь есть жизнь. Надежда умирает последней. Мое сердце безнадежно устало. На этот раз нам придется расстаться навсегда.

Это было ясно. Ещё мне в тот момент было ясно, что я должна причинить Халиду боль. Он должен был ещё помучиться. За то, что сделал выбор в свою пользу.

Нет, совсем не в том смысле, что он должен был серьезно пострадать — я была далека от таких мыслей. Я слишком уважала любовь, дружбу и человечность. И сохранила это уважение до сих пор.