Королева красоты Иерусалима - читать онлайн книгу. Автор: Сарит Ишай-Леви cтр.№ 5

В конце концов маме все-таки посчастливилось увидеть Пола Ньюмана. Она участвовала статисткой в массовой сцене, которая изображала провозглашение государства Израиль и снималась на Русском подворье. В то утро она специально взяла с собой бинокль, который папа купил, чтобы наблюдать за птицами во время наших прогулок в Иерусалимских горах. Но даже увидев Пола Ньюмана в бинокль, мама была недовольна.

– Я-то его видела, но он – он меня не видел, да и как увидеть за километр?

Мама была убеждена, что, если бы только Пол Ньюман увидел ее вблизи, он перед ней не устоял бы. Никто не мог устоять перед моей мамой. Кто-то должен был сказать Полу Ньюману, что моя мама была королевой красоты Иерусалима, но, поскольку никто ему этого не сказал, маме пришлось довольствоваться тем, что мы смотрели «Исход» каждый день, пока он шел в кинотеатре «Орион»: билетер Альберто, который лежал раненый рядом с ней в больнице во время войны, пропускал нас в зал бесплатно.

Сколько я помню, мама была страстной поклонницей кинозвезд, в первую очередь Пола Ньюмана и Джоан Вудворт, Дорис Дэй и Рока Хадсона. И я мечтала, что в один прекрасный день уеду в Голливуд (хотя понятия не имела, где он, этот Голливуд) и вернусь знаменитой киноактрисой. И вот тогда мама перестанет говорить, что я босячка, и все у меня не как у людей, и непонятно, как это у нее могла родиться дочь вроде меня…

А пока что я упражнялась. При первой же возможности, когда во дворе у дедушки и бабушки никого не было, я принималась представлять, будто живу в фильме. Меня звали Натали, как Натали Вуд, и я часами кружилась в танце в объятиях Джеймса Дина, а когда мы с Джеймсом заканчивали танцевать, я кланялась воображаемой публике.

Однажды, дотанцевав, я услышала громкие аплодисменты и крики «Браво!». Я замерла в испуге – и увидела, что весь квартал собрался у забора и смотрит мое выступление. Смутившись до слез, я бросилась в дом, влетела в дедушкину комнату, упала на кровать и стала рыдать в подушку от стыда.

Бабушка Роза, которая была свидетельницей этой сцены, за мной не пошла. Но потом, когда я наконец вышла в гостиную, она села в свое кресло, посмотрела на меня и сказала:

– Габриэла, керида, почему ты стесняешься? Ты же замечательно танцуешь. Скажи маме с папой, чтобы отдали тебя в балет Рины Никовой ^[14].

Из всей семьи бабушка Роза была мне ближе всех. Пока был жив дедушка Габриэль, их дом был центром семьи. Там мы собирались в канун субботы на кидуш и пятничный ужин, а утром в субботу ели извлеченные из кастрюли с хамином уэвос хаминадос ^[15] и бурекасы с творогом, а еще сотлаж – сладкую молочную кашу, на которой бабушка корицей рисовала магендавид.

После завтрака мы с Рони играли во дворе, мама, Рахелика и Бекки болтали, а папа, Рахеликин Моиз и Беккин красавец Эли Коэн говорили о футболе, причем всегда на крике, потому что папа болел за «Хапоэль», а Эли и Моиз – за «Бейтар». Так проходило время до обеда, а в обед мы ели хамин, и дедушка уходил «вздремнуть чуток», а чтобы мы ему не мешали, нас тоже отправляли «вздремнуть чуток». Мама, Рахелика и Бекки продолжали болтать. Папа, Моиз и Эли шли в дом к тете Кларе и ее мужу Якову по прозвищу Джек-покоритель – они жили на улице Линкольна, как раз напротив стадиона ИМКА. Там каждую субботу после обеда проходил футбольный матч с участием «Бейтара», а смотреть футбол с балкона Клары и Якова было гораздо удобнее, чем даже из ложи для почетных гостей на стадионе, говаривал дядя Моиз.

Прозвище Джек-покоритель Яков получил после того, как мы с Рони посмотрели фильм «Джек – покоритель великанов» в кинотеатре «Орна»; мы его смотрели раз сто, наверное, потому что билетер Ицхак тоже лежал раненый рядом с мамой в больнице во время войны. – Как удачно, что мама чуть не умерла во время войны за независимость, – говорил Рони. – Иначе кто бы нас пускал бесплатно на все фильмы?

Теперь, когда после дедушкиной смерти бабушка перестала готовить и традиция субботнего хамина с макаронами перебралась в наш дом, после обеда вместо «вздремнуть чуток» мы все отправлялись на матч «Бейтара». Я уже снизу видела, что балкон тети Клары и дяди Якова вот-вот рухнет под тяжестью толпы, которая на него забралась, и все они были членами семьи, поэтому я не отваживалась проходить под балконом, а пробиралась вдоль стены стадиона.

За неимением выбора, папа был вынужден каждую субботу наблюдать за игрой «Бейтара», который ненавидел, но, пока была возможность смотреть игру с балкона Клары и Джека-победителя бесплатно, он ходил вместе со всеми, хотя и бранил постоянно «этих сукиных детей» и желал им проигрыша. Все кричали на него:

– Чтоб тебя, Давид! Ну какого черта ты сюда ходишь? Чтобы испортить нам настроение?

Бабушка Роза никогда не ходила с нами смотреть, как играет «Бейтар», после хамина с макаронами она возвращалась домой. Иногда я провожала ее, и, когда она шла «вздремнуть чуток», я рылась в ее ящиках – искала сокровища. Потом она просыпалась и сердилась на меня:

– Сколько раз тебе повторять: не лезь в чужие вещи! Знаешь, что случилось с кошкой, которая сунула лапу в ящик стола? Лапа попала в капкан, и ей отрезало пальцы. Ты хочешь лишиться пальцев?

И я, страшно напуганная, прятала руки глубоко в карманы и клялась, что никогда в жизни больше не буду совать руки в вещи, которые мне не принадлежат, – но так и не сдержала своей клятвы.

Частенько в послеполуденные часы, когда мама уходила в «Атару» или по своим делам, бабушка Роза приходила к нам – присматривать за Рони и мной. Я садилась с ней рядом и упрашивала рассказывать истории о прежних временах, когда меня еще не было на свете: о правлении англичан, о лавке дедушки Габриэля на рынке Махане-Иегуда, о черном дедушкином автомобиле, на котором ездили на Мертвое море и в Тель-Авив, о тех временах, когда они жили в доме с лифтом напротив синагоги Йешурун на улице Кинг-Джордж, о том, как вся семья приходила посмотреть на ванну с двумя кранами – один для холодной воды, другой для горячей (такие ванны бабушка видела только в домах англичан, где она убирала). Я задавала кучу вопросов, и бабушка ворчала, что я, наверное, проглотила радио и что у нее от меня болит голова, но было видно: ей нравится рассказывать мне то, чего она, наверное, не рассказывала никому на свете.

И вот однажды бабушка села в дедушкино кресло – впервые с тех пор, как он умер, – и сказала:

– Габриэла, керида, я уже старая и многое повидала. Знаешь, у меня была нелегкая жизнь: папа и мама умерли в эпидемию холеры, и мы с Эфраимом остались сиротами. Мне было десять лет, как тебе сейчас, а Эфраиму пять. Он один у меня остался: мой брат Нисим сбежал в Америку еще до того, как турки, будь они прокляты, повесили нашего брата Рахамима у Дамасских ворот за то, что он не хотел служить в их армии. Нам было нечего есть, нечего надеть. Каждый день я ходила на рынок Махане-Иегуда после закрытия и подбирала с земли все, что оставалось: помидоры, огурцы, иногда кусок хлеба. Я должна была заботиться об Эфраиме, и я начала работать в домах у энгличан, и была одна хозяйка, которая давала мне поесть, я съедала половину, а половину приносила Эфраиму.