Королева красоты Иерусалима - читать онлайн книгу. Автор: Сарит Ишай-Леви cтр.№ 9

Она осторожно очистила крутое яйцо, разрезала его на четыре части («Кушай, девочка, кушай, моя хорошая, тебе нужно расти!»), уселась в дедушкино кресло и продолжила рассказ с того места, на котором я уснула несколько часов назад.

– Ты понимаешь, что произошло, Габриэла? Рафаэль, мир праху его, влюбился в ашкеназку из Цфа-та, а спаньолес и ашкеназам нельзя было жениться ни за что на свете! Так повелось еще со времен турок, когда в стране было, может, тысяч шесть евреев, и все они жили в Иерусалиме. Причем это были не только спаньолес, но и евреи из ашкеназских стран. Ой, как же им было тяжело, ашкеназам! Бедняжки, они не знали арабского, не знали спаньолит, ни с чем не могли управиться. Но ведь ашкеназы тоже евреи, нет? И спаньолес распахнули перед ними двери, разрешили молиться в синагогах, и ашкеназы делали все как спаньолес, даже начали говорить по-арабски и носить платье, как спаньолес, которые одевались как арабы. Все мы евреи, нужно друг дружке помогать. Но жениться – боже упаси! Потому как спаньолес хотели сохранить себя для себя и жениться только между собой, чтобы не смешиваться с ашкеназами, а не то родятся у них дети половинка на половинку.

Ой-ой-ой, Габриэла, какой скандал и позор невеста-ашкеназка может навлечь на семью! Вот взять случай с Сарой, дочерью Иегуды Иехезкеля, которая вышла замуж за ашкеназа Йегошуа Елина; и пускай Иегуда Иехезкель раз за разом повторял, что отец жениха – великий знаток Торы, ему это не помогло, такой это был стыд-позор. Уж так спаньолес противились бракам с ашкеназами, что сам Моше Монтефиоре ^[27] назначил награду в сто золотых наполеондоров тому, кто вступит в смешанный брак. А знаешь, Габриэла, что такое тогда было сто наполеондоров золотом? Может, как тысяча лир или даже десять тысяч. Но хотя в Иерусалиме тогда царила нищета и о ста наполеондорах золотом большинство могло только мечтать, не нашлось никого, кто польстился бы на эту приманку.

Но Рафаэль не мог перестать думать об ашкеназке. Ее синие глаза преследовали его повсюду. Ты понимаешь, Габриэла, ми альма, несмотря на то, что он видел ее мельком, она проникла глубоко в его сердце – и не уходила оттуда. И вместо того чтобы учить Тору, он дни и ночи думал об ашкеназке. Как будто бес его обуял. Словно лунатик, он бродил переулками Цфата и искал ее – утром, после утренней молитвы, днем, когда жаркое солнцу загоняло людей в дома из прохладного камня и улицы пустели, вечером, после вечерней молитвы, когда все его товарищи собирались в бейт-мидраше. И поздней ночью, когда даже месяц и звезды засыпали, он бродил по улочкам, заглядывал в окна домов, открывал калитки во дворы, надеясь случайно ее увидеть. Но ашкеназка словно сквозь землю провалилась. Он больше никогда ее не увидел, ни единого раза, и, хоть она у него из сердца не выходила, где-то в глубине души он чувствовал облегчение и видел в этом знак свыше. И он пошел окунулся в микву святого Ари, и очистил тело, и поспешил вернуться в Иерусалим.

За несколько недель до того как были назначены хупа и кидушин ^[28], Рафаэль с отцом отправился в дом отца невесты – впервые увидеть девушку. Всю дорогу он молчал как немой и даже не задал отцу ни одного вопроса о невесте. А та заперлась на замок в своей комнате и отказывалась выйти и встретиться с женихом – пока мать не схватила туфлю и не пригрозила, что отлупит ее. Три дня и три ночи – так рассказывали – невеста не переставала плакать от страха, и не помогали никакие утешения и ласковые слова, которыми осыпала ее мать. Чем больше мать рассказывала ей про обязанности домашней хозяйки, чем подробнее объясняла, как надлежит вести себя с мужем в первую брачную ночь, тем громче бедняжка плакала, тем сильней охватывал ее страх.

Долго сидели жених с отцом в гостиной дома семьи Толедо, ожидая, чтобы невеста вышла, пока у ее отца не лопнуло терпение. Он извинился перед гостями, пошел в комнату, где дочь заливалась горькими слезами, и стал грозить ей самыми страшными карами, если она немедленно не выйдет и не перестанет его позорить. И еще упрекнул мать, что та слишком избаловала дочку и позволяет ей вытворять все, что в голову взбредет.

В конце концов Ривка-Меркада вышла из комнаты, прячась за спину матери, взглянула на жениха и увидела рыжую бородку, а посмотреть ему в глаза, опущенные вниз и уставившиеся в пол, не осмелилась. Встреча вышла короткой, и Рафаэль был рад, что по дороге домой отец даже не спросил его, что он думает о невесте.

В день свадьбы в доме невесты собрались мать жениха, мать невесты, родственницы с обеих сторон и близкие подруги и с песнями и танцами повели ее в баньо ^[29], осыпая конфетами. После омовения мать жениха взяла принесенный из дому пирог, разрезала его над головой невесты и дала по куску подружкам невесты, пожелав им, чтобы и они поскорее нашли себе женихов. Потом все женщины разошлись по домам, а мать Рафаэля наконец освободилась, чтобы поговорить с сыном, и дала ему подробные указания, как вести себя с невестой в первую брачную ночь.

– Керидо мио, – сказала она ему, – сегодня я отдаю тебя в руки другой женщины. С сегодняшнего дня ты принадлежишь ей, но не забывай: я твоя мать, и я всегда буду главней твоей жены. И когда, даст бог, у тебя родится ребенок и он вырастет и женится, твоя жена – его мать – будет главнее его жены. Так уж у нас ведется, мать всегда важней жены, мать старшая. Твоя жена – она из наших, мы с отцом выбрали ее после встреч со многими девушками. Правда, родители слишком избаловали ее, поэтому ты должен с самого начала поставить ее на место, чтобы она усвоила, кто в доме хозяин. Чтобы она у тебя не своевольничала, как у своего отца. Она должна следить за чистотой в доме, готовить тебе, стирать и рожать тебе здоровых сыновей. Но и ты должен заботиться о ней, обеспечивать ее, уважать ее и относиться к ней так, словно она принцесса. В брачную ночь веди себя с ней так, как мужчина должен вести себя с барышней, но будь с ней очень нежен – не спеши, не насильничай, и, если не получится с первого раза, попробуй еще раз, а если и во второй раз не получится, то попытайся в третий. Медленно-медленно, осторожно-осторожно… И, даст бог, через девять месяцев будет у нас брит-мила.

Рафаэль был смущен. Он сидел, опустив голову, и старался не слушать слов матери, но она говорила и говорила, и только когда он поднял глаза и вперил в нее пронзительный взгляд, она умолкла.

– Еще только одна вещь, керидо, – быстро сказала она, пока сын еще не потерял терпения. – Перед тем как ты разобьешь стакан, на минутку поставь свою ногу на ногу невесты. Это послужит порукой, что у вас в доме ты будешь главным, хозяином.

И вот когда настал день свадьбы, Рафаэль надел свою лучшую одежду, которую заранее приготовила ему мать, и пошел во главе большой процессии в синагогу Йоханана Бен-Закая, во дворе которой должна была происходить церемония. После хупы и кидушин, после произнесения «Если я забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет моя правая рука…» мать шепнула ему на ухо, чтобы он не забыл насчет ноги, и он выполнил ее просьбу, а потом разбил стакан, и все закричали «Мазаль тов!». А когда они с невестой оказались в «комнате уединения» и стояли смущенные, не зная, что им делать дальше, Рафаэль вдруг почувствовал, как внутри у него что-то сломалось, – и с этой минуты он утратил религиозный пыл. Настолько, что тогда же решил прекратить поститься и изучать священные книги. Он решил, что если небеса обрекли его на то, чтобы он ни словом, ни взглядом не обменялся с женщиной, о которой мечтал дни и ночи, и женился на другой, то теперь он будет жить для себя. И когда он взял за подбородок свою невесту и поднял ее лицо, пунцовое от стыда, и заставил посмотреть себе в глаза, то поклялся, что сделает свою жену счастливейшей из женщин и пойдет на все ради нее и ради будущих детей.