– И дальше?
– Твои документы могли сохраниться. В Куфштайне. Но чтобы это выяснить и взглянуть на них, мне нужна ты.
– Что тебе это даст?
Он не стал торопиться с ответом, сделал большой глоток из своей бутылки. Затем нагнулся вперед.
– Я хочу найти нашу мать.
– Зачем? Чтобы спросить ее, почему она от нас отказалась?
– Не только. Я хочу выяснить, кто мы, откуда и почему нас разлучили…
Кивнув, она добавила:
– И кто наш отец.
День четвертый
Бруггталь, Верхняя Австрия
Понедельник, 15 мая
Глава 32
На следующее утро войдя в БКА, Сабина узнала от вахтера Фальконе, что Снейдер еще не приехал. Значит, он застрял в Берне, где вместе с Хоровитцем улаживал бумажные дела. Несмотря на особые полномочия, все оказалось не так просто, как только к расследованию подключились службы другой страны. Поэтому вчера ночью она прилетела одна, сняла дома бинты, еще раз обработала раны, заново заклеила пластырем, приняла обезболивающее лекарство и прилегла. Пока она не пыталась сжать руку в кулак, все было в порядке.
Теперь она с Тиной поехала на минус второй этаж, чтобы снова допросить монахиню.
– За все это время женщина не произнесла ни слова, – проинформировала ее Тина. – Все попытки психологов и специалистов по допросам провалились.
– Ее не впечатляет даже угроза недельного одиночного заключения, – удивилась Сабина.
– Видимо, это ненамного отличается от жизни в монастыре. – Тина закатила глаза. – И она молится.
Обе вышли из лифта и направились вниз по коридору.
– Что еще ты вчера выяснила? – спросила Сабина.
– Мы разыскали брата монахини. Зено Энгельман даже живет не так далеко отсюда, в регионе Средний Гессен, в Марбурге. Я уже сообщила об этом Снейдеру.
Сабина удивленно взглянула на нее.
– Зено ее сообщник?
– Вряд ли, – ответила Тина. – Он слепой.
– Черт!
Они дошли до комнаты допросов и шагнули в смотровую. Как всегда, перед мониторами сидел сотрудник.
– И еще кое-что, – продолжила Тина. – Очевидно, настоятельница, которая в то время руководила монастырем урсулинок, знала о домогательствах к монахиням. Ее зовут Констанс Феличитас, и настоятельницей она стала в тридцать девять лет.
– Значит, сейчас ей должно быть далеко за восемьдесят. Она еще жива?
– Да, но она больна. Церковь изолировала ее, и с ней нельзя поговорить.
В этот момент дверь распахнулась. Вошел Снейдер со словно восковым лицом. На нем была та же одежда, что и накануне. Не здороваясь, он прямиком подошел к стеклянной стене и уставился в камеру, где монахиня в сером комбинезоне сидела за столом с чашкой кофе, тихо бормотала что-то и пальцами перебирала бусины четок.
– Какие-нибудь новости? – спросила Тина.
– Я прилетел первым рейсом из Берна, – коротко ответил Снейдер и обернулся. – Вивиана Кронер пережила ночь, но ее состояние по-прежнему остается критическим.
– Вы смогли поговорить с ней? – спросила Сабина.
– Нет.
– Хоровитц у нее?
Снейдер помотал головой.
– Он прилетел со мной во Франкфурт – пока мы расследуем это дело, он останется здесь и будет нам помогать.
– У него все хорошо? Где вы его разместили? – спросила Сабина.
– Немез… я… – Снейдер взглянул на нее, словно не мог поверить. – Какого черта это так важно? Мне кажется, у нас есть более срочные дела, чем обсуждение его ночлега. – Он глубоко продохнул. – Но если это вас так сильно интересует: он живет у Кржистофа.
– У Кржистофа? – вырвалось у Сабины. – В этом контейнере на берегу Майна?
– Да, именно там! – повысил голос Снейдер. – Хоровитц ненавидит отели, любит близость воды и нуждается в общении. Такое решение показалось мне лучшим. – Он снова посмотрел через стекло. – Она говорит?
– Если не считать молитв, молчит как могила, – ответила Тина.
– Ничего другого и не ожидалось. – Снейдер оторвался от стекла и взглянул на Сабину: – Мы можем начать?
Тина осталась в смотровой, а Сабина направилась за Снейдером в комнату. Как только они закрыли за собой дверь, монахиня прервала молитву и, полная ожидания, посмотрела на них.
– Как прошла ваша поездка в Швейцарию?
Хорошая догадка!
Снейдер сел на свободный стул напротив нее, а Сабина осталась стоять у стены у него за спиной.
– Колючая проволока порезала женщине руки и ноги. Затылок, плечи и голову раздавило.
На лице монахини не отразилось никаких эмоций. С таким же успехом Снейдер мог сделать какое-нибудь замечание про погоду.
Он посмотрел в сторону двустороннего зеркала, сделал вращательное движение рукой и указал на потолок. Очевидно, он хотел, чтобы коллега отключил снаружи детектор дыма. Затем вытряхнул из коробочки косяк, зажег его спичкой, затянулся и выдохнул дым в потолок.
– Зачем вы это делаете? – спросил он. – На что рассчитываете?
– Я не хочу, чтобы вы курили в моем присутствии.
– Мне на это плевать, – с непоколебимым спокойствием ответил он. И выдохнул дым от следующей затяжки ей прямо в лицо, так что монахиня закашлялась. – Вы хотели говорить именно со мной. Я сделал вам такое одолжение, так что теперь смиритесь с последствиями. Это означает, что, пока вы здесь и об этом не знает судья, прокурор, репортеры или защитники по уголовным делам, у вас нет абсолютно никаких прав. – Он достал несколько цветных фотографий из кармана пиджака и бросил на стол.
Сабина издалека разглядела на них изуродованное лицо акушерки.
– Зачем вы это делаете? – повторил вопрос Снейдер.
Монахиня посмотрела на снимки, затем перекрестилась и опустила голову.
– Господи Боже мой, – забормотала она, почти не размыкая губ, – я надеюсь на прощение моих грехов, на твою милость и вечное блаженство, потому что ты, милостивый и щедрый Бог, Владыка над жизнью и смертью, пообещал все это. Укрепи мою надежду, укрепи мою веру…
– Зачем вы это делаете? – перебил ее Снейдер.
Монахиня подняла глаза. Ее голос изменился, стал взволнованным.
– Любовь и счастье можно разделить. Но страдание разделить нельзя, – сказала она. – Его можно лишь перенести на других.
– Какое страдание причинила вам эта женщина?
– Она еще жива?
Снейдер помотал головой.
– Она скончалась на месте.
Монахиня коротко взглянула на Сабину. Та и бровью не повела. Видимо, Снейдер хотел заставить монахиню верить, что ее план удался, чтобы внушить ей чувство превосходства. Так как она не боялась никаких угроз и не позволяла давить на себя, это был единственный разумный шаг.