– Позволь спросить, что ты делаешь, – деликатно начал Аспен, оборачиваясь.
– Можно я останусь у тебя? Ненадолго. – Марисса застенчиво взмахнула ресницами и как будто случайно коснулась декольте. Аспен поднял голову, с трудом удерживая смех. Затем он подошел к входной двери и поманил Мариссу:
– Подойди сюда. – Она приблизилась с улыбкой, и Аспен демонстративно ощупал лакированную поверхность двери, задумчиво пробормотав: – Странно, очень странно…
– Что?
– Тут разве была табличка «мотель», ты случайно не видела?
– Что? – изумилась Марисса, опуская руки. Аспен повернулся к ней, рассердившись.
– Ничего. У меня здесь не мотель! А теперь… – Аспен положил руку Мариссе на талию и вежливо, но настойчиво выпроводил на лестничную площадку. – Я понимаю, тебе нужна помощь, но сегодня тебе поможет кто-то другой, не я.
Закрыв дверь, Аспен обернулся, ожидая увидеть Киру, но ее не было. Вот и отлично, пусть оставит его в покое. Переваривая все случившееся – ее появление, внезапно настигшие воспоминания о прошлом, – Аспен потопал на кухню, решив приготовить чего-нибудь этакого. Но это не для Киры, конечно же нет.
Ожил телефон – сообщение от Айрленд: «Надеюсь, у тебя все хорошо».
Аспен написал, что готовит суп, и она ответила, что ей жаль. Да, ему тоже было жаль; жаль, что нельзя иначе, нельзя бросить Киру после всего, что она сотворила. И ему было жаль ее за то, что сотворил с ней отец. Если бы не он, ничего этого не было бы, Кира не стала бы очередной жертвой Неизвестного.
Аспен помыл картошку и принялся ее чистить. В голове бродили какие-то дурацкие мысли и опасения.
– Не знала, что ты умеешь готовить, – услышал Аспен позади себя спустя двадцать минут, когда обжаривал помидоры. Он не стал оборачиваться, чтобы оценить Киру взглядом. Он не хотел видеть ее здесь, на своей кухне. Да и вообще в своей квартире.
– Ты многого обо мне не знаешь.
Он продолжал помешивать зажарку, а Кира не двигалась.
– Будешь молчать? – спросила она.
– Могу накричать.
– Накричи, – сказала она, и Аспен обернулся. Кира стояла без рубашки, в одной майке и в черных джинсах с дыркой на колене. Она обняла себя одной рукой и принялась нервно щелкать пальцами другой.
– Ты поэтому мучила Айрленд? Потому что твой отец мучил тебя?
Она опустила руки, нервно выдыхая.
– Да! – В ее взгляде проскользнул вызов. – Я хотела, чтобы ей было хуже, чем мне!
От страстного желания сказать что-нибудь резкое или вообще выгнать Киру (опять), его освободила трель дверного звонка. Аспен шумно вздохнул, больно прикусив губу изнутри, чтобы не ругнуться в голос, и затопал в прихожую. В этот раз он был более предусмотрителен и, прежде чем открыть дверь, глянул в глазок. И, черт возьми, правильно сделал – за дверью стояла Патриция.
Разве этот день может быть хуже? Ответ: да. В прошлый раз она пришла со своими безумными предложениями, встретила здесь Айрленд и решила, что та беременна. Страшно подумать, что Патриция скажет, увидев здесь Киру.
– Аспен! Открывай немедленно! Это твоя мама!
«Уже весь этаж знает об этом, спасибо».
Кира в шоке уставилась на Аспена, взглядом требуя объяснений, но тот лишь сжал ее плечо и повел по коридору в спальню, давая четкие указания:
– Сиди здесь. Не выходи.
– Я никогда не видела твою маму! – зашипела она протестующим тоном, и Аспен мрачно отрезал:
– И не увидишь.
Втолкнув ее в комнату, он закрыл дверь.
– АСПЕН! ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
С тяжелым сердцем он вернулся в прихожую и впустил Патрицию внутрь. Первым делом она сунула ему в руку зонт, с которого стекала дождевая вода, затем, прижав к груди пакет с едой, направилась на кухню, кудахча:
– Ты спал? – Аспен оставил зонтик в прихожей и пошел следом за матерью. – У тебя дурная стрижка, нужно сходить к парикмахеру. О! – Она осторожно поставила пакет на стол и с изумлением обернулась: – Ты умеешь готовить?
Аспен скрестил руки на груди.
– Зачем ты пришла?
Патриция обошла кухонную стойку, взяла половник и помешала суп.
– Или твоя девушка здесь? – спросила она вежливым голосом, но Аспен понял, что она прощупывает почву, и нахмурился.
– Зачем ты пришла?
Патриция отложила половник и потупила взгляд, а Аспен напрягся, уже зная: это какая-то гадость.
– Я собираюсь переехать в Эттон-Крик.
– Зачем?
– Ты не рад?
– А я должен быть рад?
– Аспен, – Патриция вздохнула и медленно обошла кухонную стойку. Аспен стоял не шелохнувшись, его лицо превратилось в непроницаемую маску. – Ты мой сын, и я понимаю, что у нас с тобой были кое-какие недоразумения.
«Недоразумения? Она говорит так, словно мы разошлись во взглядах».
– Я хочу наладить наши отношения.
– Кроме шуток, – перебил Аспен, – зачем тебе понадобилось переезжать?
– Я ведь сказала…
– Ладно, мне плевать, – оборвал он. – Раз тебя привлекают ежедневные дожди и негостеприимный народ, добро пожаловать в Эттон-Крик.
Патриция сжала губы, глядя на сына из-под полуопущенных ресниц, и Аспен с вызовом поднял брови, ожидая, когда же она скажет правду, но тут ее лицо прояснилось, и она улыбнулась:
– Я очень люблю осень, Аспен. Дождь – это так романтично!
Он нахмурился, а в голове завертелись подозрительные мысли, одна хуже другой.
– Альма знала, что ты переезжаешь?
Патриция изумилась:
– Альма? – Она задумалась. – Мы не разговаривали с ней две недели.
Он расслабился: ну хоть Альма не предала его, это радует. Вновь сосредоточился на матери и сказал:
– Ладно, ты заявилась, чтобы сказать, что переезжаешь в Эттон-Крик. Ты сказала. До свидания.
– Сынок. – Он поморщился. – Я ведь пришла навестить тебя. Хватит отталкивать меня, Аспен. Мы с тобой столько лет не виделись, и, когда я осознала свои ошибки и пришла к тебе, ты пытаешься меня оттолкнуть, выбросить, словно ненужную вещь.
«Боже, боже. Меня сейчас стошнит».
– Когда я отдала тебя в то место…
– …вышвырнула из дома.
– Я очень переживала и не знала, как быть…
– …и второй раз вышла замуж.
– И я очень жалела, что бросила тебя, поэтому хочу тебя вернуть! – повысила Патриция голос.
– Ну да. Пойду выпью таблетку от головы, а то скоро свихнусь тут.
Аспен нырнул в свою комнату и, игнорируя Киру, отскочившую от двери с виноватым видом подслушивающего человека, прошелся к тумбочке, откуда достал таблетки и принял несколько штук.