Нантская история - читать онлайн книгу. Автор: Константин Соловьев cтр.№ 92

— Хватит, вы, оба! — приказала я, — Оба мальчишки! И не сразу скажешь, кто горше… Оставьте ваши дурацкие споры, на них нет времени. Мы уже поняли главное, святой отец, если эта история станет известна епископу, начнется нечто очень плохое.

— Это нечто очень плохое может в конечном итоге если не уничтожить, то так тряхнуть всю Империю, что изменится весь привычный ход истории, — буркнул отец Гидеон, немного остывая, — Вы даже представить не можете, на какой пороховой бочке мы сидим. От нашей искры она полыхнет, да так, что черти в аду взвоют!

— Да уж понимаю… Конечно, вы могли немного приукрасить картину, но в основном вы, к сожалению, правы. Это может стоить жизней, очень многих жизней. Я знаю, что обычно происходит в таких ситуациях, читала. Мы и в самом деле можем быть на пороге гражданской войны.

— Неужто сеньоры не понимают? — угрюмо спросил Бальдульф, — Головы же на плечах есть, и вроде не сеном набиты. Если начнется гражданская сеча — все, спускай флаг, кончено. Не против велетов или бретонцев же, против братьев… Перекалечим друг друга без числа, а потом что?.. Мы чай на самой что ни на есть западной границе, это же понимать надо… Если не бретонцы ударят, так варвары, ничем не лучше. Города полыхать будут как спички, один за другим. Так что ж сеньорам за резон собственную голову на плаху тащить?

— В том-то и резон, что они сеньоры, — вздохнула я, — Все у них, как у людей, да только не совсем все. Амбиции, гордость, тщеславие, уверенность в собственном превосходстве… Это как кони, которые тащат их вперед, и узду не укоротить. Эти да, эти смогут. Они бросят всю страну в мясорубку и пропустят ее на фарш, а если не удастся страну — то хоть графство…

— Мы обязаны поставить в известность епископа, — твердо сказал отец Гидеон, — Вне зависимости от наших моральных устоев и намерений. Это наш священный долг.

— Вы сами часто пеняли мне за верность графу, — Ламберт насмешливо изогнул бровь, — Но сами, выходит, ничем не лучше. Выходит, ваша клятва Господу — не более чем присяга верности его земному наместнику?

— Замолчите, капитан, сейчас я не в том настроении чтобы пререкаться по пустякам! На кон поставлена, быть может, судьба всей Империи. И мы, к нашему несчастью, оказались в самой середине это паршивой, скверной и отвратительной истории. Да, я верен Святому Престолу, как верен был в тот день, когда принял сан.

— Однако же при этом вы прекрасно понимаете, что ваш епископ мало чем отличается от обычного сеньора — и гражданскую войну он спровоцирует не из великой любви к Господу, а исключительно из собственных амбиций.

— Я не вправе рассуждать о мотивах и поступках Его Преосвященства. Кроме того, будет справедливо, если Святой Престол узнает о кознях, чинимых против его людей.

— А именно против вас, отче. Вам так не терпится стать причиной большой беды?

— Я скорее совершил бы грех самоубийства, чем стал бы причиной подобному, — сказал священник глухо, не глядя ни на кого, — Но я не имею на это права. Граф Нантский совершил преступление против Церкви и должен быть наказан, как всякий другой. В законе нет исключений, и граф и конюший равны перед ним. Граф Нантский дерзнул тайно выступить против нас, и этот поступок не должен остаться незамеченным. Поднять руку на священника… Слишком серьезное преступление, капитан. Такое не прощается.

— Типичный священник, — бросил Ламберт в сторону. Лицо его потемнело от сдерживаемой злости, — Готов рассуждать о добродетели сутки напролет, но как только что-то касается его безопасности, или безопасности церковных столпов — без рассуждений готов поднести факел к пороховой бочке.

— Ваш граф — величайший преступник! — святой отец разве что зубами не заскрежетал, но и без тог его лицо его исказилось довольно жутким образом.

— Пока все это домыслы! — громыхнул и Ламберт, — Подтвержденные лишь очередными умозаключениями госпожи Альберки. Всплывет еще одна деталь, ветер ее мысленных изысканий переменится, и завтра мы уже будем охотиться на маркиза Лионского или какого-нибудь мавританского кронпринца!

— Вы, как и прежде, не более чем преданный пес на графском поводке!

— А вы, отче, самый великий лицемер из всех, что мне приводилось видеть!

Они замерли друг напротив друга — капитан Ламберт и отец Гидеон — точно гладиаторы, сошедшиеся в центре арены чтобы начать бой. Отец Гидеон все еще придерживал поврежденную в предыдущей схватке руку, и казался по сравнению с облаченным в латы капитаном щуплым юнцом, но мне почему-то показалось, что если случится второй раунд, его исход может стать самым непредсказуемым — святой отец сейчас был преисполнен самого настоящего гнева. Того священного гнева, с которым монахи-рыцари, должно быть, обрушивали свои боевые цепы на сарацинские головы.

— Ах как хороши, — сказала я Бальдульфу, — Не устаю наслаждаться. Когда все закончится, мы сможем установить вывеску рядом с нашей развалюхой — «Спешите увидеть! Каждый вечер! Бой священника против стражника! Вход — один серебряный денарий!». Мы загребем на этом денег больше, чем Амальвех с его хваленым бойцовыми петухами!

Немного смущенные, Ламберт с отцом Гидеоном отступились друг от друга. Но, судя по их лицам, это была лишь тактическая пауза в их обмене ударами. Пауза, которая не затянется надолго, если я не дам их мыслям и помыслам новое, более конструктивное, направление.

— Предлагаю вам подумать о другом, господа. Темный культ исчез, но опасность, которой мы себя подвергаем, ничуть не меньше. Я бы сказала, она куда ощутимее. Если наш граф приказал расправиться со священником, представляя, какой кровью это может ему обойтись в случае ошибки, уверяю, с нами он церемониться и вовсе не станет. Парализованная девчонка, стражник на пенсии и капитан из скромного баронского рода — это не та сила, которая способна его хотя бы смутить. Его люди наблюдают за нами. Да, я почти в этом уверена. Они в курсе каждого нашего шага. Иначе они не успели бы так ловко перехватить отца Каинана перед нашим носом. Если мы живы, то только потому, что граф чего-то выжидает.

— Чего? — спросил Бальдульф напряженно.

— Не знаю. Сейчас он мог бы устранить нас, ничем не рискуя, но, видимо, не хочет спешить. Он наверняка знает, что у отца Гидеона с собой есть передатчик. И не уверен в том, какими мыслями мы успели поделиться с епископом. Подобные переговоры по церковным каналам, он перехватить не может. Вероятно, он опасается, что вы поделились подозрениями с вышестоящим начальством, в этом случае ваша смерть подтвердит их и приведет к открытому противостоянию. Граф осторожен и не станет рисковать прежде, чем наверняка будет знать это. Видимо, поэтому мы еще дышим.

— Дело еще хуже, чем прежде, — сказал отец Гидеон, садясь на единственный уцелевший стул, — Раньше мы не знали нашего врага в лицо, и это пугало. Теперь это лицо нам известно, да только легче не стало, напротив. Власть графа очень велика, у него тысячи преданных слуг, явных и тайных. Его лазутчики и шпионы могут быть на каждом углу. И именно граф является верховным правителем этих земель, несущим слово и волю Императора. Противостояние ему без поддержки Церкви, его природного противовеса — не более, чем противостояние одинокого человека с горным обвалом. Нас даже не заметят.