Нантская история - читать онлайн книгу. Автор: Константин Соловьев cтр.№ 52

— Вы бы и разговоры запретили, будь ваша воля, — буркнул Ламберт.

— Зло начинается с малого, господин капитан. Слово было в начале сотворения этого мира, и со слова начинается его распад. Слово может быть зерном зла — оброненное в нужное сердце, уже тронутое грехом алчности, похоти, прелюбодеяния, властолюбия и гордыни, оно быстро пустит побеги. С невинных разговоров начинаются куда более серьезные — о роли Церкви и Папы в мире, о манихейской ереси, об альбигонстве ^[18]… Человеческая самоуверенность не знает границ, и стоит лишь немного ее подтолкнуть, как последствия не заставят себя ждать. Не пройдет и года, как высокородные спорщики и философы уже проклинают Церковь и насмехаются над добродетелью. Так и рождается Темный культ, господа. А вовсе не с жертвоприношений в полночь на кладбище. Именно поэтому он опасен. Чернь, как ни странно, куда меньше подвержена этому, и понятно, отчего. Чернь глупа, зла, голодна, злобна и ленива, она невоздержанна во всем, она грешит, богохульствует, лицемерно кается, крадет… Но все это не от изначальной ее греховности, все это от бескормицы, болезней, непомерного труда, сеньорского произвола, войн и скверной еды. Темные культы — это не для черни. Чернь спешит набить брюхо, стащить то, что плохо лежит, пырнуть кого-нибудь в подворотне ножом, найти женщину для продолжения рода и помереть, как кляча, под забором. Она не задается вопросами устройства мира и теологическими рассуждениями. Она проста и бесхитростна по своей природе. Вот почему я согласен с Альберкой — кем бы ни был этот несчастный, он был лишь слугой на побегушках в Темном культе, одноразовым инструментом, который выполнил свою работу и теперь вышвырнут.

В течении лекции отца Гидеона я не отвлекалась от работы. Руки Клаудо были неуклюжи и не приспособлены для такой тонкой работы, да и я то и дело оказывалась в замешательстве, но потихоньку работа спорилась.

— Приходится признать, что это не дураки, — сказала я с сожалением, — По крайней мере им хватило ума удалить метку крещения со своих слуг. Это понятно, ведь стоит установить личность исполнителя, как от него могут протянуться ниточки к тем, от кого он получал приказы. И эта ниточка надежно обрублена. Метка удалена хирургическим путем, и очень тонко. Это не те кустарные операции, производимые в притонах душегубам, которым нечего терять. Я вижу лишь крошечные застарелые рубцы. Определенно, здесь участвовал лекарь.

— Как давно была удалена метка? — спросил отец Гидеон с неподдельным интересом.

— Эээ… Слишком сложный вопрос для человека, который впервые взял в руки ланцет, отче. Но, полагаю, это произошло лет пять назад или более.

— Этот факт нам ничего не дает. Кроме упрека в адрес стражи, которая позволяет людям по пять лет находится на улицах с удаленной меткой крещения…

— Стража не занимается поголовных отловом бедняков, — вяло отозвался Ламберт, — И вообще, это вам не худо бы следить за своей паствой.

— У нас пока нет даже доказательств тому, что он относился к моей пастве. Этот человек мог быть не из Нанта.

— Верно, — сказала я, — Мы не знаем, где он жил прежде. Мы можем сделать снимок и показать его на улицах, хоть и не уверена, что это принесет результат.

— Не принесет. Я приказал это сделать еще в самый первый день. Этого парня никто не знает. Тоже не показатель — в Нанте несколько миллионов голов черни, и не все знакомы друг с другом.

— Плохо. Отец Гидеон, передайте, пожалуйста, мне вон ту пилку. Нет, с раздвоенным концом. Да-да… Мне надо чем-то вскрыть его кости. Приходится заметить, что это весьма упрямый мертвец.

— И он — наша единственная ниточка?

— Похоже на то. Посудите сами, что у нас есть на руках. Нет свидетелей, не считая самого отца Гидеона, нет вещественных улик, нет подозреваемых, нет четкой теорий, словом, нет абсолютно ничего. Два мертвеца при таинственных обстоятельствах, похищенный манипул и термическая граната — вот и весь наш скромный актив. И из всего этого на руках имеется лишь этот добрый человек… Или у вас есть еще предположения относительно того, откуда начинать?

— Увы.

— Отец Гидеон, вон ту плошку… Мне надо куда-то положить его сердце. Спасибо.

— Эта нить может оборваться, как и прочие, — сказал Ламберт, — Если Темный культ столь искушен в подобных делах, мы можем вовсе ничего не найти. У этого ублюдка вполне может не быть никаких имплантов, и вообще никаких искусственных объектов. Ведь они возбудили бы чье-то подозрение, если бы тайный агент угодил на вскрытие. Вы допускаете это?

— Вы быстро умнеете, — проворчала я, — Меня это даже пугает. Разумеется, черт возьми, я это допускаю! И, триста чертей, с каждой минутой я уверяюсь в этом все больше и больше. Да что толку? Это то немногое, что я могу сделать, и нет резона задаваться вопросом, что еще бы я сделала, если бы могла. Сейчас я собираюсь сосредоточиться на этом. Я не ищу ничего конкретного, моя задача лишь разобрать его на составляющие и тщательно осмотреть. Если нам повезет, мы найдем… что-то. Что-то интересное, надеюсь.

— Если он из темного отродья, должна быть метка! — не удержался Бальдульф, — Так всегда бывает. Вроде родимого пятна или как-то еще. Три шестерки, или крест перевернутый или…

— Извини, Баль, но вряд ли они такие дураки чтобы метить подобным образом своих слуг. Правда, отче?

— Правда, — согласился священник, — Первые культы еще использовали так называемые сатанинские метки, но эта практика быстро была оставлена, ведь подобная метка, стоит только ее носителю оказаться в руках церковных дознавателей, с головой выдает служителя культа. Даже микроскопические отметины можно заметить, пользуясь современными средствами.

— Ну вот. Так что глупо ожидать сюрпризов. Что ж, его желудок и легкие чисты. Никаких подозрительных участков, объектов или знаков. Но рано унывать, ведь у нас осталось еще столько всего интересного!

— А еще у нас осталось четыре дня до Праздника Тела и Крови Христовых, — не удержался отец Гидеон, — Это значит, что времени мало, как никогда.

— И вы собираетесь участвовать в богослужении? — спросил Ламберт.

— Разумеется, собираюсь! Это мой собор, и Праздник Тела и Крови Христовых — один из важнейших. Я буду вести торжественную службу, даже если Темный культ явится по мою душу.

— Безрассудство. Вы и так их мишень, отче. Не знаю, для какой цели они вознамерились вас заполучить, но, огорченные парой неудач, эти ребята могут решиться на что-то очень резкое и неприятное… для вас, конечно. Им хватит одного снайпера на крыше. Или брошенной из толпы гранаты. Отец Гидеон, я не считаю себя вправе вмешиваться в ваш церковный распорядок, но полагаю необходимым настоять на том, чтоб вы не участвовали в церемонии. Слишком велик риск.

— Исключено, — твердо ответил священник, и эта твердость могла соперничать с латами Ламберта, — Это не просто почетное право, это моя обязанность, уклонение от которой будет проявлением трусости перед лицом опасности, и предательством моей паствы.