Случилось так, что сын царицы Елены отправился на войну, и она сказала: «Если сын мой вернется благополучно с войны, то я буду в назорействе семь лет». И сын ее вернулся с войны, и она была в назорействе семь лет. В конце семи лет она поднялась в Землю [Израиля], и школа Ѓилеля решила, что она должна соблюдать назорейство еще семь лет; и в конце этих семи лет она осквернилась. Таким образом, она соблюдала назорейство двадцать один год [11].
О религиозности хаверим, или «товарищей», мы знаем только из текстов эпохи танаев. Определение «товарищей», без какого-либо объяснения, появляется в одном из трактатов Тосефты, где обсуждается, как поступать с дарами сельского хозяйства, относительно которых есть сомнение, взята ли с них надлежащим образом десятина: «В хаверим принимают тех, кто берет на себя четыре вещи: не давать [священнику-]простецу [ам ѓа-арец, то есть не хавер] возношений и десятин, не приготовлять у простеца пищевых продуктов, требующих ритуальной чистоты, и есть обыденную пищу в чистоте» [12].
Из этого и других фрагментов Тосефты следует, что некоторые евреи давали обет соблюдать особую тщательность в вопросах ритуальной чистоты и десятины. Они не просто настаивали, что любая десятина, данная ими священнику, должна потребляться последним после омовения — в обязательном для него состоянии ритуальной чистоты, но и обязывались соблюдать отсутствующее в Библии требование самим есть любую пищу — в том числе и неосвященную — в состоянии чистоты. Мы уже знаем, что в век, предшествовавший разрушению Храма, многие евреи — ессеи, терапевты и члены «яхада» — относились к вопросам ритуальной чистоты крайне серьезно, но хаверим, по-видимому, отличались тем, что соблюдение заповедей относительно чистоты и десятины составляло их главную цель; при этом они не уходили из «большого» еврейского мира, продолжая в нем жить, несмотря на опасности, которые жизнь «в миру» таила для их благочестия.
Библейские заповеди, которые эти евреи воспринимали столь серьезно, предписывали отдавать приношения и десятины священникам и бедным. Мы уже знаем, как важны были эти даяния для заработка священников, а следовательно, и для поддержания служения в Храме. Но хаверим, судя по всему, заботились больше о самом факте даяния, чем о его результате. Библейские правила в этом отношении сложны и запутанны. Библия не предписывает, какую именно долю продуктов сельского хозяйства отделять для возношения, но в Мишне указано: «Надлежащий размер возношения, если человек щедрый, составляет одну сороковую часть (а школа Шамая говорит: одну тридцатую); если он средней щедрости, одну пятидесятую; если он скупой, одну шестидесятую». Библейский закон о десятине относится только к зерну, вину и маслу, но некоторые евреи, очевидно, значительно расширили его применение: «Относительно десятин установлено следующее правило: все, что идет в пищу, охраняется и произрастает из земли, подлежит десятинным сборам».
Итак, от каких сельскохозяйственных продуктов следовало отделять десятину, было определено. Тем не менее оставалось немало пространства для спекуляций по поводу того, когда урожай той или иной культуры созревает в достаточной мере, чтобы считаться пищей? «С какого времени плоды подлежат десятинным сборам? Смоквы — по достижении полузрелости; виноград обыкновенный и дикий — когда будут видны косточки; сумах и тутовые ягоды — как покраснеют (и все красные плоды — когда покраснеют); гранаты — лишь только станут мягкими; финики — когда начнут набухать; орехи — когда образуется оболочка». Скрупулезное соблюдение подобных правил само по себе требовало немалой самоотдачи, даже если человек не слишком сильно заботился о соблюдении ритуальной чистоты:
Кто обязуется быть «надежным»
[57], очищает десятинами то, что он ест, что продает и что покупает, и не пользуется гостеприимством простеца, слова р. Меира. А мудрецы говорят: кто бывает в гостях у простеца, остается надежным. Сказал им р. Меир: если он для себя ненадежен, будет ли он надежен для меня? Они ответили: никогда хозяева не отказывались разделить друг с другом трапезу, и тем не менее плоды, что в их домах [то есть в домах принявших на себя бремя «надежности»], очищены надлежащим образом [13].
Решивший вести жизнь хавера, судя по всему, должен был сделать некоторое формальное заявление перед хавурой («товариществом»). Это, видимо, не была клятва, подобная обету назорейства. В середине II века н. э. мудрецы-раввины спорили, может ли хавер, изменивший своим обязательствам, быть принят обратно в товарищество: «Всех тех, кто отказался [от своих обязательств после того, как их приняли в число хаверим], никогда больше не принимают, — слова р. Меира. Р. Йеѓуда говорит: если они отказались публично, то их принимают, если же тайком, то не принимают. Р. Шимон и р. Йеѓошуа бен Корха говорят: их и в том, и в другом случае принимают, как сказано [Иер. 3:14]: „возвратитесь, дети-отступники“». Такая снисходительность отчасти объясняется тем, что некоторые профессии считались несовместимыми с обязательствами хавера: «Сначала было постановлено: хавера, ставшего сборщиком податей, исключают из хавуры. Но затем изменили мнение и постановили: пока он находится в сборщиках, считать его „ненадежным“. Если же он откажется от этого занятия, то вот, он снова надежен» [14].
Немало свидетельств об условиях жизни хаверим сохранили для нас, как мы видели, мудрецы-раввины, действовавшие после разрушения Храма в 70 году н. э. Однако из предания о том, что школы Ѓилеля и Шамая спорили, каков должен быть срок испытания кандидата в хаверы (срок в тридцать дней, предложенный школой Ѓилеля, разительно отличается от куда более долгого испытательного срока будущих ессеев), следует, что подобные товарищества имели место уже в I веке н. э. или даже раньше.
Посвящение себя Богу могло привести к напряженным отношениям в семье столь истового верующего. В Тосефте разбирается вопрос: что делать, если сын хавера отправится в дом деда по матери, простого еврея. Составитель Тосефты снисходительно постановляет: «…отцу [мальчика] нечего бояться, как бы тот не накормил его пищей, требующей ритуальной чистоты», но если достоверно известно, что тот накормит его такой пищей, то пускать туда сына запрещается. Торговля съестными припасами с простыми евреями, одалживание или дарение продуктов питания порождали всевозможные нравственные дилеммы, однако авторы раввинистических текстов, где о подобных дилеммах рассказывается, исходят из предпосылки, что, раз уж такие контакты имеют место, приходится с этим как-то справляться:
Если ам ѓа-арец служит в лавке хавера, то соблюдение законов считается доказанным, хотя бы хавер неоднократно отлучался из лавки: это дозволено, и [хозяину-хаверу] не стоит беспокоиться, что он [слуга — ам ѓа-арец] подменил [товар хавера, очищенный взиманием десятины, собственным неочищенным]. Если муж «надежен» [в отношении взимания десятины], а жена не «надежна», то покупать [продукты] у него можно, но ходить в гости к нему нельзя.