Подобный массовый охват по примеру евангелических христианских церквей — явление настолько же американское по духу, как и воинствующий иудаизм Меира Каѓане. Сам ребе отказывался даже посетить Землю Израиля, хотя там, в поселке Кфар-Хабад, для него построили дом — точную копию его собственного на Истерн-паркуэй, 770 в Нью-Йорке. Впрочем, движение «Хабад Любавич» озабочено сохранением еврейской самобытности в мультикультурном обществе западных стран не меньше, чем жизнью евреев в Израиле. Оно ставит себе целью не изолировать евреев от современного мира (как некоторые другие харедим), а переделать этот мир так, чтобы встроить в него возможность строгого соблюдения Торы. В университетских городках, где присутствие любавичских хасидов с 1970-х годов становится особенно заметным, занятия по еврейской традиции могут называться лекциями, семинарами или конференциями — чтобы не создавалось впечатление, что образ жизни харедим требует полностью порвать с современной цивилизацией, — хотя сам любавичский раввин придет в аудиторию в непременном хасидском кафтане с поясом.
Главная мотивация работы «Хабад Любавич» была и остается мессианской, как заявил без обиняков сам ребе после смерти своего предшественника в 1950 году. В последние годы своей долгой жизни Ребе все настойчивее призывал своих последователей ожидать «Машиаха прямо сейчас». Эта атмосфера постоянного волнующего ожидания породила у многих убеждение в том, что сам ребе и был Машиахом. Начало первой войны в Персидском заливе стало (с американской точки зрения) еще одним свидетельством всемирных страданий — «родовых мук», которые должны предшествовать концу времен. В 1992 году ребе перенес парализовавший его инсульт, и некоторые из его последователей разыскали средневековые тексты, согласно которым Машиаху предстоит испытать страдания, так что его язык пристанет ко рту, как сказано у пророка Йехезкеля (Иезекииля), в Иез. 3:26: «И язык твой Я прилеплю к гортани твоей, и ты онемеешь». После смерти ребе в 1994 году в движении произошел идеологический раскол: одни продолжали верить в ребе как Машиаха, отрицая его смерть или утверждая, что он вернется, другие примирились с очевидным доказательством того, что мир еще не готов к появлению Машиаха и нужно еще усерднее распространять Тору, чтобы он обнаружил себя [18].
Среди хасидов только любавичские упорно и с жаром пытаются «достучаться» до других евреев, а также заботятся (по примеру ребе) о духовном просвещении неевреев. Большинству других харедим оказалось проще сохранять изоляционистский образ жизни в анклавах, где они могут помогать друг другу и поддерживать работу институтов, необходимых в практической религиозной жизни, — от синагог, школ, ешив и бассейнов для ритуального омовения до кошерных магазинов (впрочем, надо сказать, что возрождение ешив литовского типа в США стало возможным во многом благодаря пропаганде среди евреев, не являющихся харедим, со стороны таких раввинов, как Аарон Котлер, основавший в 1942 году огромную ешиву в Лейквуде, в штате Нью-Джерси). Во многих общинах очень важным является наличие эрува (буквально «смешения») — создаваемой посредством юридической фикции символической границы, внутри которой можно переносить предметы в субботу, словно внутри частного владения: особенно это важно для матерей младенцев, — в противном случае им пришлось бы сидеть взаперти двадцать пять часов с кануна субботы до ее исхода. В диаспоре подобные анклавы располагаются, как правило, в пригородах крупных городов, но иногда члены общины селятся вокруг отдельной ешивы: так, ешива в Гейтсхеде, основанная в 1929 году как один из многочисленных филиалов ешивы в Новардоке (название на идише города в Российской империи — ныне Новогрудок, Белоруссия) и посвященная изучению Талмуда в продолженной Хафец Хаимом традиции Мусара, ныне является крупнейшей в Европе; здесь обучаются сотни студентов, притом что численность остального еврейского населения Гейтсхеда (даже вместе с соседним Ньюкаслом) весьма мала [19].
Погруженным в интенсивную учебу студентам гейтсхедской ешивы еврейская жизнь Англии должна видеться совсем иной, нежели современным ортодоксам остальной части Великобритании. Совмещение занятий в ешиве с учебой в университете не одобряется, а любые контакты, предполагающие возможную легитимизацию неортодоксальных форм иудаизма, могут стоить неосторожному едва ли не обвинения в ереси, что испытал на себе бывший главный раввин Британии Джонатан Сакс, когда посетил в 1997 году мемориальную службу по реформистскому раввину (и одному из евреев, выживших в холокосте) Хьюго Грину. Неприятие официального одобрения любых действий представителей реформистского и консервативного иудаизма характерно и для любавичских хасидов. Однако в остальном миссионерское рвение и желание привлечь каждого еврея к исполнению заповедей вынуждают их гораздо доброжелательнее относиться к евреям различных религиозных убеждений, в разной степени соблюдающим заповеди и даже вовсе неверующим, — так что, как мы уже знаем, любавичские хасиды стали общинными раввинами во многих уголках еврейского мира.
Терпимость к нерелигиозности, демонстрируемая этой конкретной группой харедим, может поражать, но не менее достойна удивления готовность некоторых современных ортодоксальных евреев, отнюдь не разделяющих центральный постулат хасидов «Хабад Любавич» о мессианском статусе ребе и близком конце времен, принять любавичского раввина в качестве руководителя своей (не хасидской) общины. То крыло любавичского движения, которое после смерти ребе в 1994 году объявило, что Машиах вернется завершить свою миссию после смерти, оказывается опасно близко к христианским верованиям, вот уже почти две тысячи лет как отвергнутых раввинистическим иудаизмом. Некоторые из современных ортодоксов считают безразличие своих единомышленников к подобным заявлениям о ребе попросту скандальным. Некоторые харедим, например Аарон Фельдман, декан балтиморской ешивы «Нер Исраэль», публично призывают ортодоксальных евреев не молиться в тех синагогах Хабада, где ребе считают Машиахом. Самое поразительное, однако, заключается в том, что большинство эти призывы игнорирует, и евреи диаспоры самых различных убеждений согласны молиться вместе, закрывая глаза на темы, разногласия по которым могли бы их разделить [20].
Куда меньше взаимной терпимости наблюдается среди некоторых харедим в современном Израиле, где не так уж редко можно встретить представление о допустимости применения силы во имя соблюдения Торы. Если въехать в субботу на машине в районы проживания харедим в Иерусалиме или Бней-Браке, машину могут забросать камнями; такому же риску подвергаются археологи, которые «беспокоят прах мертвых», раскапывая древние могилы. Женщину, одетую «нескромно» (с открытыми коленями или локтями), могут осыпать оскорблениями, а то и устроить что-нибудь похуже. То же относится к сторонницам женского равноправия, которые, молясь у Западной стены Храма в Иерусалиме, облачаются в талит (что традиция предписывает делать только мужчинам). Не так давно мужчины-харедим, добиваясь соблюдения религиозных приличий (в своем понимании), попытались разделить места для мужчин и для женщин в автобусах. При авиаперелетах вообще трудно избежать нежелательной близости к пассажиру противоположного пола, что уже вызвало серьезные дебаты о границах религиозной щепетильности и личной свободы. В декабре 2011 года в Бейт-Шемеше, городке к западу от Иерусалима, антисионистски настроенные мужчины-харедим попытались добиться закрытия школы для девочек из семей религиозных сионистов: в адрес учениц от шести до двенадцати лет выкрикивались оскорбления, их обзывали проститутками. В ответ родители перепуганных девочек стали провожать их в школу с собаками; чтобы не допустить столкновений двух сторон, пришлось вмешаться полиции. Большинство харедим крайне редко напрямую потакает подобным вспышкам насилия, но и не осуждает их.