История иудаизма - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Гудман cтр.№ 112

Исключительное прижизненное влияние Маймонида как лидера общины и законодателя (один из его титулов — «Великий орел» — взят из Книги пророка Иезекииля и подчерчивает его почти царский статус в еврейском сообществе) хоть и придавало дополнительный авторитет его философским трактатам, в то же время делало их уязвимыми для нападок. Еще при жизни Рамбама яростным обвинениям подвергались, как мы уже видели, его ѓалахические труды, а критика его философских взглядов достигла пика только через десятилетия после его смерти. Наиболее непримиримыми были некоторые из провансальских мистиков, возражавшие против вполне определенного постулата Маймонида — о том, что воскреснут (само по себе будущее воскресение и он, и его оппоненты полагали фундаментальным догматом иудаизма) не тела, а души (хотя сам же Маймонид в «Рассуждении о воскресении из мертвых» заявлял, что концепция духовного воскресения вовсе не противоречит возможному возвращению души в тело). Решительному размежеванию между рационалистами и мистиками способствовали пертурбации во внешнем мире, как еврейском, так и христианском. В том же XII веке, когда еврейские мистики критиковали воззрения Маймонида, шла полемика и между христианами — сторонниками Пьера Абеляра и Бернара Клервоского, однако в первом случае успех мистиков был отчасти обусловлен и внешними обстоятельствами: видя уничтожение крестоносцами рейнских общин и Реконкисту в Испании, евреи испытывали ужас от мысли о бессилии рациональной религии [32].

Самым ранним критиком Маймонида был Меир бен Тодрос ѓа-Леви Абулафия, родившийся в Кастилии и учивший в Толедо. Он рассуждал, что если телесного воскресения не будет, «зачем люди телом стояли на страже Бога, во тьме ли они ходили ради Господа их? Если тела не воскресают, в чем их надежда и где ее искать?». Оппоненты Маймонида отвергали все попытки рационального объяснения чудес, на что его сторонники отвечали все более отвлеченными аллегориями, черпая подходящий материал в историях о чудесах, в изобилии встречающихся в Талмуде. Противникам Маймонида из Испании и Прованса пришли на помощь раввины Северной Франции, обладавшие беспримерными познаниями в ѓалахе и при этом не запятнавшие себя знакомством с текстами Аристотеля. Их поддержка была тем активнее, что они питали отвращение к роскошному образу жизни философски образованных евреев исламской Испании: хотя занятия философией не всегда подразумевают гедонизм, обнищавшим евреям Северной Европы должно было казаться именно так. Наличие подобных предрассудков смог признать в XIII веке лишь один выдающийся испанский раввин, обладавший достаточным авторитетом, чтобы усадить противников за стол переговоров. Это был Моше бен Нахман, известный также как Нахманид или Рамбан [33].

В своих ѓалахических трудах Нахманид объединил северофранцузские традиции изучения Талмуда и аналитические методы Маймонида; при этом он был не настолько чужд мистическим и мессианским размышлениям, чтобы каббалисты Прованса в 1230-е годы отказывались его слушать — не в последнюю очередь потому, что поиски глубинного смысла библейского текста привели Рамбана к позиции, противоположной подходу Рамбама, искавшего рациональные объяснения чудес. Но херем (религиозный запрет), наложенный в 1232 году раввинами Прованса на изучение философии Маймонида, и их попытки убедить талмудистов севера Франции наложить такой же запрет привели Нахманида в ужас. Протестуя против этого в послании северофранцузским раввинам, он не утверждал, что философия сама по себе есть благо, но отмечал, что в руках Маймонида она стала важным оружием и помогла удержать богатых испанских евреев, «набивших животы греческой пищей», от куда более опасного греха, так что, если бы не труды Маймонида, «они бы отпали от иудаизма почти полностью» [34].

Однако между противниками кипели такие страсти, а аргументы как за, так и против применения философии для лучшего понимания Торы были так убедительны, что попытки примирения окончились ничем. Обе стороны предали друг друга отлучению, а вал писем, проповедей и полемических комментариев продолжал нарастать и распространяться все шире. Раввины переходили из одного лагеря в другой в поисках сторонников, и, наконец, конфликт привлек внимание христианских властей. В 1232 году в Провансе в спор евреев вмешались доминиканцы: они сожгли книги Маймонида на костре как еретические. Еврейские участники спора, независимо от их позиции, были потрясены. Говорили, что раскаяние одного из главных противников Маймонида, Йоны бен Авраѓама из Жироны, было так велико, что он задумал (но не успел) отправиться в паломничество в Палестину, к могиле Маймонида, чье тело после смерти было перевезено в Тверию и там похоронено.

Разногласия между рационалистами и мистиками внутри раввинистического иудаизма поблекли после событий в Париже, когда некий Николай Донин — еврей, отвергавший, подобно караимам, Устную Тору и за это отлученный своим учителем Йехиэлем бен Йосефом, — взял и крестился, после чего вступил в орден францисканцев и объявил Талмуд непристойной книгой, полной кощунственных утверждений об Иисусе, Марии и христианской вере. В результате в 1240 году в Париже по инициативе папы римского состоялся диспут между евреями и христианами, по итогам которого судьи вынесли обвинительный приговор, и в 1242 году двадцать четыре воза талмудических книг были преданы огню. И сторонники, и противники Маймонида подписались бы под доводами, которые рабби Йехиэль в отчаянии приводил королеве-матери Бланке Кастильской, пытаясь убедить ее не осквернять то, что составляло основу веры и для философов, и для мистиков, и для ѓалахических авторитетов:

Корни внутриеврейских разногласий лежали слишком глубоко, чтобы страсти полностью улеглись, и к концу века борьба против рационалистов с их неумеренным аллегоризированием вспыхнула с новой силой. В конце XIII века в Барселоне рабби Шломо бен Авраѓам Адрет, или Рашба, попытался прийти к компромиссу. Сам он был противником крайних аллегористов, но изучал философию и защищал философские труды Маймонида. Однако его тревожило, что философия и другие мирские предметы могут отвлекать юношей от изучения Торы, «которая выше этих наук», и 26 июля 1305 года он издал запрет, в котором говорилось: «Мы постановили за себя, за наших детей и за всех, кто присоединился к нам, что в следующие пятьдесят лет под угрозой отлучения от общины никто из нас до достижения двадцати пяти лет не будет изучать ни в оригинале, ни в переводе труды греков по религиозной философии и естествознанию… Из общего запрета, однако, исключаются книги по медицине».