В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту - читать онлайн книгу. Автор: Рана Авдиш cтр.№ 32

«Это всего лишь волосы. Не понимаю, из-за чего столько шума. Они ведь даже ничего полезного не делают. Я прекрасно могу прожить и без них», – раз за разом твердила в ответ я.

Проблема с внешними проявлениями болезни в том, что они провоцируют окружающих. Люди воспринимали отсутствие у меня волос как повод обсудить мое относительно здоровое состояние так, как они не могли этого сделать, когда никаких видимых признаков болезни не было.

Казалось, каждый за меня страшно и искренне переживает из-за того, что мне приходится жить с таким отвратительным внешним видом. Мне то и дело предлагали различные народные средства и добавки, призванные помочь исправить ситуацию. Люди, которых я толком не знала, вручали мне святую воду и капсулы с биотином. Мне вкладывали в ладонь пакетики с витаминами, словно это были причастные облатки. Возьми, это тебя спасет.

Когда мои внутренние органы начали проступать наружу из живота бесформенными шишками размером с кулак, словно из меня вырывались сразу несколько детенышей «чужих», я поняла, что какие-то остатки самолюбия у меня все-таки сохранились. Я встретилась со своим хирургом, доктором Джи.

«Это грыжа. На самом деле я вижу более одного дефекта, так что это грыжи. Во множественном числе. – Он вздохнул. – Если они вас не сильно беспокоят, то нам следует оставить их в покое. У них достаточно широкое основание, так что я не думаю, что ваш кишечник запутается», – продолжил он.

«Я стала совершенно бесформенной, и это выглядит просто отвратительно. Нам придется это исправить», – возразила я.

Он нисколько не был удивлен тому, что это произошло. Из-за сильной тяжести моей болезни, а также длительного недоедания ткани моего организма были крайне ослаблены. «Знаете, никто не думал, что в ту ночь вы перенесете операцию. Я был там, когда вас зашивали, и они думали, что зашивают вас уже для вскрытия. Они нанесли шов зигзагом», – объяснил он, описывая шов, который делается быстро, однако не предназначен для выздоровления.

Я поморщилась. Мне уже доводилось бывать в операционных в подобных ситуациях. Я была свидетелем того, как наступал такой переломный момент, когда все точно так же безмолвно сходились на том, что пациент не выживет. Я видела, как это делалось, чтобы сэкономить драгоценное время в ситуациях, когда нужно было поскорее убраться из операционной, поместить пациента в палату интенсивной терапии, чтобы стабилизировать, а потом вернуть обратно под скальпель. В обоих случаях вместо аккуратных, занимающих долгое время швов делались наспех непрерывные змееобразные стежки. Края разреза толком не выравнивались, никто не думал о том, что слишком тугой шов может пережать кровеносные сосуды, ограничив доступ крови. Нужно было просто зашить пациента, чтобы он выглядел целым. Чтобы потом подготовить его к вскрытию, к очередным отчаянным попыткам реанимации, к похоронам – в общем, к чему угодно, но только не к будущему. В таких ситуациях обычно никогда не думаешь, что будешь потом принимать его в обычный рабочий день в клинике, выслушивая жалобы на отвратительные, пускай и не представляющие опасности, грыжи. Для них не было приоритетной задачей потратить время на то, чтобы зашить мою фасцию – твердую, но при этом тончайшую соединительную оболочку, удерживающую все мои органы на своих местах.

В ночь, когда я выжила, врачи были уверены в обратном и после операции зашили шов зигзагом, чтобы облегчить вскрытие в морге.

«Послушайте, я просто хочу сказать, что нам лучше подождать, пока вам не станет лучше. Мы посмотрим, не увеличится ли грыжа, прежде чем попробуем ее устранить. Конечно, я вас прооперирую. Просто я предпочел бы сделать это лишь один раз», – улыбнулся он.

Я поняла, что он разделял мою интуитивную догадку о том, что мое тело еще не закончило свое саморазрушение. Когда оно успокоится, он сможет снова привести меня в порядок.

Год спустя он позвонил мне домой, чтобы сказать: «Я только что изучил вашу повторную компьютерную томографию. Послушайте, у вас в печени два образования. Нам не было видно их прежде из-за гематомы, но теперь, когда она уменьшилась… В общем, судя по всему, в прошлый раз одна из этих опухолей разорвалась, однако осталась другая. Вам следует немедленно приехать к нам в центр».

Но прежде, чем это произошло, я вернулась в медицину.

К тому времени, когда было решено, что я могу вернуться к работе, наступила осень. Хотя, пожалуй, с моей собственной оценкой того, что я «могла работать», можно было и поспорить. По правде говоря, я попросту устала быть своим единственным пациентом, одержимо отслеживать результаты своих анализов и график приема лекарств. Мне удалось убедить своих врачей, что для сохранения рассудка мне просто необходимо вернуться на работу в больницу. Я была пока еще не в состоянии самостоятельно водить машину, так что меня подвозили друзья, которые тоже оказались не в состоянии запомнить расположение всех выбоин на дорогах города. Я не могла даже представить, каково это – безнаказанно ездить по кочкам и выбоинам, не чувствуя при этом пронзительной боли. Когда я только вышла на работу, мне практически ничего толком не доверяли, что было вполне уместно.

Я выходила на работу, чтобы поучаствовать в собрании или послушать презентацию – этим моя рабочая смена по сути и ограничивалась. Лишь два месяца спустя я обрела достаточный уровень физической и психической выносливости, чтобы вновь участвовать в обходе палат интенсивной терапии.

Когда я заболела, я все еще не закончила проходить специализацию после резидентуры. Я прошла необходимую трехлетнюю стажировку и старалась накопить как можно больше дней отпуска, чтобы успеть подготовиться к предстоящим итоговым экзаменам до рождения ребенка.

Те месяцы между весной и осенью, что ушли у меня на выздоровление, в итоге я провела далеко не так, как планировала. Тем не менее я вышла на работу уже штатным врачом. В этот день я впервые оказалась полностью ответственной за медицинский уход над моими пациентами. Стоя у автоматических дверей при входе в отделение интенсивной терапии и стараясь выровнять свое тело вертикально, я остро осознавала, что этот момент является кульминацией всех тех усилий, что я приложила за свою жизнь для достижения этой цели.

Моя болезнь уже наложила свой отпечаток на выпавший мне повторно шанс исполнить свое предназначение. Я частенько задумывалась о том, как после стольких лет подготовки к тому, чтобы стать врачом, чуть было не лишилась возможности приложить свои знания на практике. Мне никак не удавалось разглядеть хоть какой-либо смысл в оборвавшейся в самый решающий момент карьере. После стольких лет обучения, на протяжении которых мне приходилось закрываться от внешнего мира, отрекаться от веселья и пропускать семейные торжества, я чуть было не осталась ни с чем. Мне пришла в голову мысль о том, что все полученное мной образование могло оказаться на деле далеко не таким полным, каким я его считала раньше.

Я осознала, что мое настоящее обучение началось в тот самый момент, когда я заболела, и скорее всего будет продолжаться еще долгие годы. Стоя у дверей отделения интенсивной терапии, я надеялась, что мне хватит силы и ясности ума, чтобы объединить знания, полученные мной в роли врача и в роли пациента, в нечто единое целое, чтобы в итоге воздать должное всему тому, через что мне пришлось пройти.