В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту - читать онлайн книгу. Автор: Рана Авдиш cтр.№ 30

Я была больше боли и могла ее вытерпеть – она была не в состоянии меня убить. Я могла ее перебороть. Я была сильнее боли. Я поняла, что у меня есть выбор – либо поддаться панике, либо научиться справляться. Я нашла способ оставаться в безопасности, будучи в своем собственном теле.

Я осознала, что то, что я узнала о боли, касается и большинства других чувств. Я не была обязана им поддаваться – на самом деле я сама принимала непосредственное участие в их формировании. Я могла состряпать грустный рассказ и прочитать его самой себе либо могла решить так не делать. Я могла решиться открыто разобраться, использую ли я свою утрату, чтобы не отпускать те чувства, с которыми не знала, как расстаться. Я могла заново определить себя и обрести желаемое эмоциональное состояние. Я могла решить перестать испытывать чувство вины за то, что я не в состоянии чувствовать все и сразу, в тот момент, когда от меня этого ожидают, потому что еще много лет новые чувства все будут и будут ко мне приходить. С каждым таким заходом я все лучше и лучше понимала, как нам с ними мирно сосуществовать.

Я стала испытывать чувство благодарности за каждую маленькую победу. Это казалось настолько правильным и приятным, что я решила первую свою вылазку совершить в церковь.

Что бы на самом деле меня ни спасло – будь то современная медицина, удача или молитвы, – это заслуживало того, чтобы я воздала этому хвалу. Я собиралась встать на колени перед алтарем и вознести хвалу всему и всем, кто теоретически мог быть к этому причастен.

Я переживала, что не смогу стоять на протяжении всей литургии, однако все меня заверяли, что среди прихожан полно дряхлых стариков, которые будут все время сидеть. Мне сказали, что среди них я почувствую себя как среди своих, что звучало весьма утешительно, если только не учесть, что мне было всего тридцать три года.

Мне по-прежнему приходилось прилагать огромные усилия и тратить уйму времени, чтобы помыться и одеться, так что мы немного припозднились и приехали, когда литургия уже началась. Мы старались тайком пробраться к скамьям, однако все наши усилия были напрасными. Все присутствующие нас увидели, за исключением священника, который еще не успел повернуться к прихожанам лицом. Когда мы уселись, я начала ловить на себе признательные взгляды, и до меня доносилось изумленное перешептывание. Вот уже много месяцев мое имя фигурировало в списке для молитв, и многие из присутствующих активно молились за мое здравие.

Вот уже несколько месяцев, как я не находилась среди столь большого скопления людей, и теперь была оглушена столь мощной сенсорной стимуляцией. Вокруг столько всего происходило. Я позволила себе отвлечься на окружающую меня красоту. Церковь была призвана пробуждать воспоминания о доме для иммигрантов из множества разных стран, так что здесь был и прекрасный медный купол, и красочные фрески, и стеклянные окна с выгравированными католическими распятиями. Здесь пахло ладаном и восковыми свечами. Один из поперечных пролетов занимал массивный фонтан для крещения, в котором в один прекрасный день мы крестим своего сына. Я почувствовала себя ничтожно крошечной посреди этого обширного пространства, точно так, как это и было задумано архитекторами.

Отвлекшись, я не заметила, как все уселись, и я одна осталась стоять. Я задержалась всего на мгновение, однако этого оказалось достаточно, чтобы я успела встретиться взглядом со священником. Это был тот самый священник, чей голос разбудил меня тогда в первый день в больнице – тот самый священник, что проводил похороны моего ребенка, теперь смотрел мне прямо в глаза.

«Дамы и господа, среди нас сегодня чрезвычайно особенный человек». Это уж точно было не по сценарию. Он явно обращался ко мне, а я попыталась незаметно спрятаться на скамье.

«С нами сегодня человек, который ходил по воде», – на этих словах в мою сторону повернулись сотни голов.

Я посмотрела на Рэнди, которому доводилось посещать католическую школу, и шепотом сказала: «Слушай, мне, конечно, стыдно, и сейчас не самое удачное время тебе об этом говорить, но я не особо-то знаю Библию. Что они подразумевают, когда говорят, что я ходила по воде?»

«Все хорошо, – прошептал он в ответ. – Просто улыбайся».

«Ах, ты тоже, значит, не знаешь?» – поддразнивала я его сквозь натянутую улыбку.

«…Подобно Иисусу», – мрачно добавил священник.

«Господи, он сказал, что я подобна Иисусу. Это была плохая идея. Мне в жизни не оправдать такие ожидания», – подумала я про себя, в то время как у меня в голове проносились все дурные мысли и поступки, которые только были в моей жизни.

«Иисус ходил по воде», – сообщил мне Рэнди.

«Мне и правда кажется, что ты додумываешь все это на ходу», – рассмеялась я.

«И это было чудо», – добавил он.

«Он хочет сказать, что ты тоже чудо».

«Ага, обычное дело».

Все встали и принялись аплодировать. Я улыбнулась и постаралась придать своему лицу выражение смиренной благодарности.

После службы ко мне подошли несколько друзей и родственников, чтобы поздравить с выздоровлением. Как оказалось, на долю нашей церкви в этом году выпало непомерно тяжелое бремя очень больных людей, которые были при этом очень молоды. Мы высказали свои соболезнования друзьям и супругам друзей, которые пришли помолиться о своем собственном чуде. Жена моего кузена оказалась в затянувшемся критическом состоянии после рождения их ребенка. По всему ее телу распространилась инфекция, поразив и ее сердце. Она умерла в апреле следующего года в возрасте тридцати шести лет. Тогда же все еще оставалась надежда на выздоровление. Между рассказами о ее курсе антибиотиков и химиотерапии у кого-то еще я поняла, что являюсь для всех них олицетворением чего-то особенного. То, что мне удалось выжить, для них многое значило. Мое выздоровление осветило их веру ярким пламенем осязаемого успеха.

У меня всегда были непростые отношения с верой, в основе которой лежала религия. Хотя я и не имела ни малейшего представления, какое именно сочетание факторов позволило мне спастись, когда шансов на спасение почти не оставалось, значительный вес в своих расчетах я придавала науке, медицинскому уходу и хирургическим навыкам. Мне сложно было сказать, какое влияние оказали удача, религия или, раз уж на то пошло, сам Бог.

Я всегда с циничным недоверием относилась к чудесам. Будучи ученым, я всегда была убеждена, что существует более рациональное объяснение, которому я в итоге и отдавала предпочтение. Чье-то неосязаемое присутствие, которое прослеживалось во всей моей истории, которое словно направляло нас так, чтобы в нужный момент происходили нужные вещи, я охотно именовала удачей. Мне было сложно связать с тем, как я воспринимаю саму себя, тот факт, что теперь я стала олицетворением силы молитвы и надежды перед лицом безнадежности.

Раньше все было совсем по-другому. Когда я работала в интенсивной терапии, то меня утомляла слепая вера родных моих пациентов в то, что их может спасти чудо. Я видела, как эта вера в чудо использовалась в качестве предлога для проведения процедур, которые лишь продлевали ненужные мучения, оттягивая неизбежную смерть. В контексте принятия клинических решений объявленная пациентом или его родными вера в божественное вмешательство считается проявлением беспочвенного оптимизма, в то время как врачам нужно, чтобы они приняли ситуацию таковой, какая она есть. Мы переживаем, что подобного рода надежды могут быть выражением отрицания или даже разочарованности в ограниченных возможностях медицины.