Уинстон и Патриция отвезли Сэма на ферму Гулд, в реабилитационный центр в штате Массачусетс, Сэм остался там на одну ночь, а затем настоял на возвращении домой, заявив, что люди там «даже толще и больнее меня». Фишеры были в замешательстве. Сэм – живое опровержение фрейдовского постулата о том, что понимание причин вашего поведения помогает изменить его; он понимает, что с ним не так, что заставляет его чувствовать себя лучше жителей фермы Гулд, но он не в состоянии решить ту проблему, по причине которой его туда отправили.
В детстве он очень увлекался ботаникой, затем был период хоккея, а потом Сэм стал одержим рок-н-роллом, страстью, которую он разделяет с Уинстоном. Он находит виниловые записи, давно забытые практически всеми, и только при получении заказа испытывает подлинное счастье. Но в магазин аудиозаписей Принстона его не пускают с того дня, как он ударил одного из сотрудников. Уинстон пытается загладить такие вещи. «Мне нравится быть с ним вместе, но не все же время! Я его единственный друг. Мы дошли до того, что непонятно, как долго это еще может продолжаться. Если бы мы смогли оставить Сэма на ферме Гулд, он, возможно, пришел бы к пониманию, что либо он начнет контролировать свою жизнь, либо окончит ее в лечебнице, но мы никогда бы и не подумали принуждать его». Уинстон и Патриция стараются поддержать любой интерес Сэма к другим людям. К сожалению, такой подход позволяет проявиться некоторым наиболее тревожным симптомам. «Мы были в музыкальном магазине, – сказал Уинстон. – Его напугала обложка альбома группы The Knife. Мне удалось узнать номер телефона солиста группы. Сэм стал с ним общаться по телефону. Он звонил слишком часто, это в его привычке. В таких случаях жена или подруга может сказать: „Пусть этот ребенок больше не звонит, это сводит меня с ума“. То, что казалось ему идеальным – найти телефон певца, начать с ним общаться и стать друзьями, – обернулось тем, что он стал для них ночным кошмаром, и от этого он чувствовал себя просто ужасно».
Сэм проводит время, придумывая, создавая вымышленные рок-группы и делая обложки для их альбомов – рисует, составляет списки песен, пишет заметки и тексты. «Моя лирика посвящена любви, ненависти, мести, – говорит он. – Они все гомосексуалисты». Мы с Сэмом часами рассматривали обложки его альбомов. «Забвение на орбите. Холодные реалии и случайные радости жизни в британской армии, космоса, непознанных явлений и секса», – написал Сэм на одной из них. Он играет на электрогитаре, у него их три.
Другая излюбленная тема Сэма – солдаты. «Только они меня понимают, – сказал он. – Они смотрят мне прямо в глаза и пытаются заставить меня чувствовать себя неуязвимым, как будто верят в меня. В отличие от родителей, которые не прилагают никаких усилий». Уинстону это увлечение не кажется иррациональным: «Его фантазия выполняет защитную функцию, поэтому он просил меня помочь ему увидеть солдат». Можно усомниться в обоснованности потворства таким фантазиям человека, которые только могут усилить бред. В этом суть folie à deux
[972]: Уинстон присоединился к Сэму в его поврежденной реальности. «Я нашел работу в газете и понял, что могу писать репортажи о Форт-Дикс, – сказал Уинстон. – Они дали нам путевку; он будет фотографировать солдат, встречаться и разговаривать с ними». Сэм интересуется и иностранными армиями. «Когда мы, к примеру, едем в Англию, мы садимся на поезд до Бристоля, просто отпускаем его. Потом оказывается, что он хорошо поговорил с кем-то из военных». Патриция не сформировала однозначного отношения к этому, но ничему не препятствует, поскольку Уинстон проводит с Сэмом каждый день, пока она на работе. «Психиатр Сэма говорит, что я должна это пресекать, – говорит она. – Но как мне пресечь доброту Уинстона?»
Сэм постоянно звонит солдатам. Уинстону удалось получить для него каталоги британской армии. «Я знаю, что эти солдаты напуганы, и я знаю, что они тоже думают, что делают что-то важное, – сказал Сэм. – Английские мальчики и английские мужчины прекрасны. Очень приятная румяная кожа. Моей первой любовью был британский солдат. Было очень больно, потому что это была любовь с первого взгляда. Мы разговаривали час, и я хотел провести с ним всю жизнь. Мы никогда больше не виделись. Его звали сержант Гиббс. Мне было 27 лет, а ему 33. Я хотел поцеловать его, но он держал автомат. Мое сердце было разбито. После этого еще умер наш первый кот. Это правда было трудное время». Уинстон поясняет: «В одном из этих больших правительственных зданий возле Гайд-парка есть парень, который открывает ворота. Сэм говорил с ним 20 минут и знает только его фамилию – Гиббс. Но этот парень стал героем его мечты, будто у них были полноценные отношения».
«Мы знаем, откуда у Сэма эта фиксация на военной тематике, – сказала Патриция. – Это сексуальная и очень обычная фиксация. Но еще ему кажется, что он живет в зоне военных действий; он чувствует, что эти люди понимают, что значит выживать в условиях войны. Мне трудно поверить, что они захотели бы с ним разговаривать, но это так. Плохо, что он звонит им снова, снова и снова. Я говорю: „Запиши каждый звонок и составь расписание, когда можно перезвонить“. Я показываю ему четырехстраничный счет за телефон и говорю: „Тебе не кажется, что ты звонишь слишком часто?“ Он взрывается. „Нет, нет, они не против“». Патриция в конце концов заявила: «Ты больше не будешь делать все эти звонки», и Сэм ударил ее. Уинстон позвонил в полицию. Но они по-прежнему боятся, что жесткие ограничения только усугубят ситуацию.
«Мы с Сэмом ездили в Монреаль каждый год, – вспоминает Уинстон. – Я возил его посмотреть, как парни из Black Watch играют на волынке. Шесть лет назад Сэм спросил, можно ли ему поговорить с кем-то из Black Watch. Они прислали парня, который оказался геем. Они с Сэмом поддерживали общение, и когда мы вернулись в следующем году, Сэм был полон решимости расстаться с девственностью. Я дал ему презервативы, и они собрались пойти в баню. Я был у телефона в ожидании: как все будет – ужасно, замечательно? Но ничего не произошло. Тот парень понял, что не хочет брать на себя ответственность. Теперь он враг для Сэма, как и все, кого Сэм когда-либо встречал».
Я впервые встретил Сэма за ланчем в Принстоне. Он и Патриция готовили вместе; это их самая мирная совместная деятельность, они готовили вкусную еду. Сэм объявил: «Это была худшая зима в моей жизни. Я шесть раз пытался покончить с собой». Патриция, сидевшая за столом, сказала: «Ты думал об этом; не пытался». Сэм ответил: «У меня были порезы на запястьях. Я перенес два нервных срыва. Я очень чувствителен к лекарствам». «И к алкоголю», – сказала Патриция. «И к наркотикам», – сказал Уинстон. «И к людям. И к жизни», – добавила Патриция. Сэм получает некоторое пособие по инвалидности, а также пособие от своих родителей и планирует переехать в Великобританию. «Но Патриция ведет себя как сука! Она была вестник зла! „Ты не поедешь в Англию! Забудь об этом!“ – это все, что я от нее слышу. Я сказал ей, что моя жизнь будет разрушена, если я не поеду в этом году, но не имеет значения, сколько раз я ей скажу об этом».
На самом деле родители очень проницательны и любят его. «Я не верю в нормальность», – сказал Уинстон. «Это просто усреднение крайностей, – говорит Патриция, – он думает, что когда по почте придут нужные аудиозаписи, его проблемы будут решены. Или что он станет свободным, переехав в Англию. Проблема в отсутствии фильтров, отсутствии самоконтроля, неспособности придерживаться чего-либо. Вот реальность. У него нет друзей. У него нет работы. Мы – просто свидетельство его зависимости. Если мы говорим „нет“ тому, что он хочет, для него это „Вы не позволяете мне жить собственной жизнью“. Когда мы говорим: „Самое большее, чего мы можем хотеть – это дать тебе возможность жить собственной жизнью“, тогда для него это „Вы хотите выкинуть меня на улицу“. Он может проанализировать ситуацию так же хорошо, как и я. Но он неизлечимо болен. Галлюцинации – лишь меньшая проблема всего происходящего».