Пятый этаж. Мне пизда.
– Начинаем с холодильника.
– Есть, босс!
У кого-то еще хватает сил коры мочить.
Я с энтузиастом прокладываем лямки под холодильник и поднимаем на плечи. В глазах потемнело, а желудок издал крик, умирающего от избивания палкой, кита. Как бы снова не вышел конфуз с процессом, обратным приему пищи.
Едва чувствуя под собой землю, я начинаю медленно продвигаться вперед, покрываясь испариной, которая почти сразу перерастает в обильный пот, льющийся дождем с моего лба и попадающий в глаза, нос и рот.
Сизифов труд. Так можно описать эту работу. Таскаешь, таскаешь, таскаешь всю эту тяжелую рухлядь, а она поднимается обратно на долбаный пятый этаж.
Я попросился идти позади, так как боюсь, что могу не выдержать. Не знаю, зачем я сегодня пошел. Нужно было брать отгул и отсыпаться. Мне не хватит сил провести вот так весь день.
Мы начали аккуратно спускать холодильник по первому пролету, и уже тогда я почувствовал дрожь в руках и коленях.
– Щенок, какого хрена с тобой происходит?
Это последние слова, которые я услышал прежде, чем упасть в обморок.
В чувство меня приводит Гуз с нашатырным спиртом.
– Тупорылый идиот! Из-за тебя же чуть парня не придавило! И сам холодильник вдребезги!
– Я не мог предугадать, что потеряю сознание.
– Не надо мне байки заливать, от тебя же бухлом пасет!
– Я немного выпил, для восстановления сил, но все произошло наоборот.
– Слушай, парень, ты всегда хорошо работал, хоть и часто я замечал тебя в нетрезвом виде, что ПОЛНОСТЬЮ противоречит технике безопасности этой работы! Я давал тебе последнее предупреждение, то ты как обычно пропустил мимо ушей или забыл пропитым мозгом.
– По рукам, с этого момента – все, последний раз.
– Нет. Это был последний раз. Ты уволен.
– Как же…
– Собирайся, мы везем тебя обратно, вместе с тем бедолагой, которому повредило ногу. Насчет компенсации по причинению вреда здоровью он тебе сам сообщит, если что, а ремонт холодильника полностью на тебе.
– Конечно…
Иду неизвестно куда и зачем ранним утром. Утро, в которое я лишился работы. Пар изо рта перемешивается с сигаретным дымом, пальцы на руках немеют от холодного ветра, покрытые инеем кленовые листья, лежащие на промерзшей земле, хрустят под ногами. В такие моменты думаешь, что день сурка не такое уж и наказание: с удовольствием бы проживал уикенд с понравившимся мне человеком безостановочно, постепенно растворяясь в каждом моменте.
Может, я больше не в силах выдерживать натиск хандры и подавленности, сковывающей меня всю прошлую неделю в кровати.
Я лежу в пустой комнате на холодной кровати и каждый день мне снится один и тот же сон: я разговариваю с какой-то вымышленной девушкой, с весьма странными чертами лица.
Мы находимся напротив друг друга и говорим. Посыл мне ясен, я понимаю значение всех слов, понятий, в целом предложения мне кажутся четкими и ясными. В полудреме я продолжаю диалог практически с открытыми глазами, и на какой-то момент я просыпаюсь и осознаю, что разговариваю с самим собой, глядя в стену.
Мне становится так тоскливо и одиноко, слезный ком подкатывает к горлу, от осознания того, что когда-нибудь это произойдет в действительности, с каким-нибудь реальным человеком. В один из мрачнейших дней и темнейших часов я потеряю это человека навсегда, и лишь буду нести старческую ахинею, нарядившись в платья.
Может, я специально напялил прохудившийся плащ с легкими ботинками и решил отомстить своему телу за непригодность. Страдай, раз уж ты ни на что не способно, коченей на улице. Я хочу истязать тебя за бесполезность, доводя до дрожи в конечностях, до синего носа, до онемения лица, до горла, неспособного воспринимать никотин, до прилипшей от крови к руке соске пива, что я неправильно открыл.
Решил зайти в самый нерентабельный бар этого города, только для того, чтобы ни с кем не пересекаться лишний раз.
У бармена выразил такое удивление на лице, будто он в одночасье стал владельцем самого крупного питейного заведения.
Взял пинту темного и отравился к ближайшему столику. Здорово, когда никого нет. Не нужно заморачиваться с местом расположения своей задницы, угле, при котором тебя всегда будет видеть официант, а также беспокоиться об оптимальном стороне, в которую нужно направить лицо, что встречаться взглядом с минимальным количеством людей или не встречаться вовсе.
– Знал, что ты зайдешь сюда, – прозвучал голос за спиной.
Какого черта? Сделаю вид, что не услышал и не буду оборачиваться.
– И не делай вид, что не услышал. Меня ты точно не обманешь, – он подсел рядом.
– Отец, – мрачно произнес я, не поворачивая головы.
– Угостишь меня?
– Сам плати.
– Ты знаешь, что случилось с твоей матерью?
– Да.
– Почему ты не помогал ей все эти годы? Ведь жил в этом же городе.
– А почему ты от нее ушел, праведник?
– На то были и есть причины…
– Какие еще причины? Что тебя могло заставить бросить семью? Ладно я, мне ты никогда не нравился, но мама в тебе души не чаяла. После твоего ухода она изменилась навсегда. Я перестал быть частью ее семьи.
– Она всегда тебя любила, как и я.
– Черта с два. С самого детства у нас сплошной конфликт отцов и детей, который не может прийти к логическому заключению.
– Считаешь, поздно все исправить?
– Нет, считаю, что ахуеть, как поздно. Ты пришел на поезд, когда железную дорогу давно демонтировали, папаша.
– Как всегда, острый на язык и бескультурный.
– А мы с тобой не на светском приеме, так что лучше уходи и дай мне спокойно выпить.
– Не сердись на меня, сын. Когда-нибудь ты поймешь, о чем я говорил. Снова поймешь.
– Снова? Ты это о чем?
Он направился в сторону выхода.
– Эй! – окликаю. – Что значат твои слова?
Но он ушел, не проронив больше ни слова.
Зная своего отца, выпытать информацию против его воли нереально. Не уверен, что даже пытки бы помогли.
Значит, это он вытащил меня? Но с какой целью? Сказал, что была причина уйти от нас с мамой и что я пойму это когда-нибудь снова. Значит он это делает не в первый раз, во-первых.
Во-вторых, это могло происходить с самого детства? Нет, глупость какая-то. Если бы я в детстве постоянно терял память, то это бы сказалось на всей моей дальнейшей жизни. Да и причем здесь уход отца?
Хотя, постойте. А что было стоящего в моей жизни? Скучнейшие годы в школе, унылые семестры в институте, друзья и знакомства – посредственность за посредственностью, а если и были люди, выходившие из этого числа, то держались в моей компании недолго. Девушки? Всегда был одноразовый интерес, ни о какой любви не шло речи. Работа? Тереть ее не мог, еще с тех времен, когда начал помогать родителям. Сразу наводила на меня тоску. Дело всей жизни я так и не нашел, если честно, то до сих пор не представляю, чем буду заниматься.