Воображая город. Введение в теорию концептуализации | Виктор Вахштайн | страница 91 | LoveRead.ec

Невозможно не восхититься экспансивностью семиотической концептуализации. Той легкостью, с которой она уничтожает идею функциональности как чего-то принципиально внеположного миру знаков. Сначала мы заменили функциональность «первичной (денотативной) функцией» – способностью объекта сообщать нечто о возможности своего использования. А затем над денотацией была надстроена коннотация – «вторичная функция», куда более ценная и интересная для исследователя-семиотика.

Подлинным идеологом этого крестового похода против функциональности был вовсе не Умберто Эко, а Ролан Барт. В небольшой статье «Семиология городского» он пишет:

Концепция изономии, характерная для Афин VI века, – это подлинно структуральная концепция. В то время идея города была исключительно семиотической (signifying), поскольку утилитаристская концепция городского распределения, основанная на идее функций и целей – бесспорно, доминирующая сегодня, – появится позже… Сейчас в исследованиях городского планирования снова возникает запрос на анализ значений. К примеру, некоторые планировщики и исследователи городского планирования обращают внимание на конфликт между функциональностью отдельной части города (допустим, отдельного квартала) и тем, что я называю ее семантическим содержанием (ее семантической силой). Поэтому, говорят они, демонстрируя недюжинную искушенность (но, может быть, нам как раз и следует начать с искушенности), Рим втянут в постоянный конфликт между функциональными потребностями современной жизни и семантической нагрузкой, взваленной на него самой историей. Этот конфликт между сигнификацией и функцией приводит планировщиков в отчаяние [Barthes 1986].

По мысли Барта, два препятствия стоят на пути семиотической интервенции в исследования города – идея функции и идея чистой (калькулирующей) рациональности. Как только с ними будет покончено, мы сможем говорить о городе как о языке, как о знаковой системе, все что останется – вывести метафору «язык города» за рамки чисто метафорического употребления. (Именно так, полагает Барт, Фрейд поступил с метафорой «язык сновидения».) Основателем же подлинно семиологического понимания городской архитектуры Барт называет… Виктора Гюго.

В «Соборе Парижской Богоматери» Гюго посвятил отдельную главу одной единственной фразе архидьякона: «Вот это убьет то» – книга убьет собор. В этой фразе, пишет Гюго,

выражалось предчувствие того, что человеческое мышление, изменив форму, изменит со временем и средства ее выражения; что господствующая идея каждого поколения будет начертана уже иным способом, на ином материале; что столь прочная и долговечная каменная книга уступит место еще более прочной и долговечной книге – бумажной. В этом заключался второй смысл неопределенного выражения архидьякона. Это означало, что одно искусство будет вытеснено другим; иными словами, – книгопечатание убьет зодчество [Гюго 2013: 107].

Гюго предлагает удивительно точный – одновременно семиотический и социологический – способ прочтения отношений между зданием и (печатным) текстом. В его нарративе смена правящих классов совпадает со сменой знаковых систем. И архитектура, как знаковая система прошлого, обречена. Ей на смену приходит литература: «…если зодчество случайно воспрянет, то оно уже не будет властелином. Оно подчинится правилам литературы, для которой некогда само их устанавливало» [там же]. Барт, впрочем, смягчает вывод Гюго: «Эту главу он посвятил соперничеству двух способов письма – письму в камне и письму на бумаге». Отсюда – довольно сомнительная параллель между Гюго и Деррида, проведенная Бартом.

Мы легко обнаружим метафору «язык архитектуры» и в поверхностных научно-популярных изданиях, и в серьезной архитектурной теории [Дженкс 1985]. К первым относится книга К. Д. Крейго «Как читать архитектуру»:

Грамматику архитектурного языка составляют три ключевых аспекта: типы и предназначение зданий; стили различных периодов; материалы, из которых возводились здания [Крейго 2018: 6].

Внимание к материалам не должно вводить читателя в заблуждение. Материал здания здесь – лишь элемент «архитектурной грамматики».

Куда более развернутую теоретическую схему предлагает Роберт Вентури в своем исследовании Лас-Вегаса:

Является ли знак зданием или, наоборот, здание является знаком? Эти отношения и сочетания – знаков и зданий, архитектуры и символики, формы и смысла, водителя и придорожной полосы – весьма существенны для сегодняшней архитектуры и подробно обсуждались целым рядом авторов. Однако до сих пор они не были изучены детально и систематически [Вентури 2015: 95].

Свой теоретический выбор Вентури делает без колебаний:

Знак важнее архитектуры… Знак перед магазином – это поп-аттракцион, а само здание позади него – скромная необходимость. Архитектура – это то, что дешевле. Иногда само здание становится знаком: магазин, торгующий утиным мясом, построен в форме утки и называется «Лонг-айлендский утенок»; это и скульптурный символ, и архитектурный контейнер [там же: 35].

Собственно, отсюда предложенное Вентури разделение зданий на «уток» и «декорированные сараи», а также знаменитая классификация архитектурных знаков на геральдические, физиогномические и локационные.

И все же пропасть разделяет архитектурный знак как объект концептуализации и концептуальную метафору «архитектура как знаковая система». Практикующему архитектору – при всем радикализме его манифестов – сложно редуцировать здание к знаку. Напротив, исследователь-семиотик не ограничен в своем теоретическом воображении требованиями ремесла.

Диктатура культуры

В центре находятся мужской дом, жилище для холостяков, место сборищ женатых мужчин, куда вход женщинам строго запрещен. Вокруг идет широкая кольцевая полоса необработанной земли; в середине – площадка для танцев, прилегающая к мужскому дому. Сквозь покрывающий остальную часть поселка кустарник проложены дорожки, ведущие к семейным хижинам, образующим круг вдоль лесной границы. В этих хижинах живут супружеские пары и их дети. Противопоставление центра и периферии совпадает, следовательно, с оппозицией между мужчинами (владельцами коллективного дома) и женщинами, владеющими семейными хижинами, расположенными по окружности территории селения.

К. Леви-Стросс

По-настоящему сражаться можно лишь с тем, что вызывает восхищение. Неслучайно самая мощная антисемиотическая линия мышления наших дней – поворот к материальному и акторно-сетевая теория Б. Латура – возникнет в недрах Парижской школы семиотики А. Греймаса (причем возникнет как оппозиция старым структуралистским подходам, но при этом – как дериват их семиотической экспансии [Напреенко 2013]). Вернемся к исходному вопросу: что объединяет птичье гнездо и нью-йоркский небоскреб, пещеру древнего человека и двухэтажный особняк в Куркино? Мы вслед за вымышленным архитектором ответили «функциональность» и попали в ловушку, расставленную Бартом и Эко. Функциональность зданий пала первой под натиском семиотической интервенции в исследования архитектуры. Куда более очевидный (но, может быть, нам как раз и следует начать с очевидности) ответ состоит в том, что все эти объекты материальны и обладают афордансами (см. предыдущую главу).

Воображая город. Введение в теорию концептуализации - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Вахштайн cтр.№ 91

Онлайн книга - Воображая город. Введение в теорию концептуализации | Автор книги - Виктор Вахштайн