— Мило у вас тут, — сказала Хестер.
— Спасибо. Что вам нужно, миссис Краймштейн?
— Я пытаюсь найти вашу дочь.
— Ваша помощница об этом упоминала.
— И вы отказались обсуждать этот вопрос.
— Во время второго звонка, — сказала Пиа.
— Правильно. В первый раз вы пошли нам навстречу. Сказали, что ничего не знаете. Почему во второй раз вы повели себя иначе?
— Решила, что с меня довольно.
— Да, Пиа, вот только мне не верится.
Из-за темных очков невозможно было понять, куда смотрит Пиа. К Хестер она не поворачивалась. Бывшая миссис Пайн была сногсшибательной женщиной, это без вопросов. Хестер знала, что в прошлом Пиа работала моделью, рекламировала купальники, и это прошлое было не таким уж далеким.
— Знаете ли, она мне не дочь.
— Угу.
— Я отказалась от всех родительских прав. Вы же адвокат. Понимаете, что это значит.
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему вы отказались от родительских прав?
— Вы же знаете, что она — приемный ребенок.
— Наоми, — сказала Хестер.
— Простите?
— Вы все говорите: «она» да «она». У вашей дочери есть имя. Ее зовут Наоми. И какая разница, приемная она или нет? Как это касается ее имени?
— Я действительно не могу вам помочь, миссис Краймштейн.
— Наоми связывалась с вами?
— Я бы предпочла не отвечать.
— Вы отказались от родительских прав добровольно? Или же были их лишены?
— Добровольно. — Пиа по-прежнему смотрела в сторону, но теперь тонко улыбалась.
— Чтобы против вас не выдвинули обвинений?
— А, — Пиа едва заметно кивнула, — вы разговаривали с Бернардом.
— Вам место в тюрьме.
— Миссис Гольдман? — сказали за спиной у Хестер. В саду появилась молодая женщина с детской коляской. — Натану пора в парк, на прогулку.
Пиа повернулась к женщине и широко улыбнулась:
— Ступайте, Энджи. Я догоню вас у воды в зимнем саду.
Молодая женщина укатила коляску.
— У вас есть сын? — Хестер постаралась не выказать ужаса.
— Натан. Десять месяцев. И да, биологически он мой. И моего мужа.
— Я думала, вы бесплодны.
— И я так думала. Разумеется, со слов Бернарда. Выходит, что проблема была с его стороны. — Она склонила голову набок. — Миссис Краймштейн? — (Хестер ждала.) — Я ни разу ее не обидела.
— Наоми, — сказала Хестер. — Ее зовут Наоми.
— Бернард все выдумал. Он лжец. И не только лжец. Жаль, я не сразу поняла, что он за птица. Конечно, не я первая так говорю. Но жаль, что не поняла. А может, дала слабину. Бернард издевался надо мной. Вербально, эмоционально, физически.
— Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
— Я слышу в вашем голосе недоверие.
— Не будем о моем голосе, — сказала Хестер чуть резче, чем намеревалась. — Вы кому-нибудь рассказывали?
— Нет.
— Почему?
— Вам и правда хочется выслушивать историю очередной жертвы мужских издевательств, миссис Краймштейн? — Улыбнувшись, Пиа снова склонила голову набок, и Хестер подумала: интересно, скольких мужчин пленило это нехитрое движение? — Бернард умеет быть обаятельным, произносить убедительные речи. И еще обожает манипулировать людьми. Он рассказывал вам про ванну с кипятком? Это его любимая история. Разумеется, выдуманная. Будь это правдой, она… — на сей раз Пиа осеклась, — Наоми попала бы в больницу, верно?
«Верно», — подумала Хестер.
— Не стану пересказывать всю свою биографию. Я родилась в маленьком городишке. Природа… как бы выразиться… наградила меня фигурой, привлекающей чересчур много внимания. Все говорили, что мне нужно идти в модельный бизнес. Я попробовала. Честно говоря, безуспешно: ростом не вышла. И не страдала отсутствием аппетита. Кое-какая работа мне все же перепадала: в основном реклама нижнего белья. А потом я влюбилась в сильного мужчину. Поначалу Бернард был добр ко мне, но позже его комплексы сожрали его заживо. Он был уверен, что я ему изменяю. После съемки я возвращалась домой, и он задавал миллион вопросов: кто со мной говорил, кто флиртовал, ну не скромничай, быть такого не может, чтобы к тебе никто не подкатывал, ну а ты что — улыбнулась? Поддержала разговор? Кстати, почему ты так поздно?
Пиа замолчала, сняла темные очки, вытерла глаза.
— И вы ушли от него? — спросила Хестер.
— Да, ушла. Выбора не было. Мне помогли. Очень сильно помогли. Я начала вставать на ноги и тут встретила Гарри, моего мужа. Остальное вам известно.
— Наоми связывалась с вами? — спросила Хестер так вкрадчиво, как только могла.
— Какое вам дело?
— Долго рассказывать. Но я никогда не предам Наоми, слышите? Что бы вы ни рассказали, знайте: я сделаю все, что в моих силах, чтобы ей помочь.
— Но если расскажу, — произнесла Пиа, — то я сама предам Наоми.
— Можете мне доверять.
— Вы работаете на Бернарда?
— Нет.
— Поклянитесь.
— Мне нет дела до вашего бывшего мужа. Меня интересует ваша дочь. Да, клянусь.
— Наоми звонила мне. — Пиа вновь надела темные очки.
— Когда?
— Несколько дней назад.
— Что сказала?
— Сказала, что ее ищут какие-то люди, работающие на Бернарда. И что эти люди могут позвонить мне и спросить, где Наоми, — так, как вы позвонили во второй раз. Она просила ничего не говорить.
— С чего бы?
— Наверное… наверное, планировала сбежать от отца. И решила: если все подумают, что она у меня, ей удастся запутать следы.
— И вас это устроило? Что она хочет пуститься в бега?
— Я была очень рада. Ей необходимо было сбежать от Бернарда.
— Не понимаю, — сказала Хестер. — По вашим словам, он жестокий человек. Ну, ваш бывший.
— Вы даже не представляете насколько.
— И вы тем не менее, — Хестер старалась, чтобы голос не дрогнул, — оставили с ним дочь?
— Я очень долго лечилась. — Она снова сняла очки. — Вы даже не представляете, сколько я ходила к психотерапевту. Я была в полном смятении, без сил. Ничего не могла поделать. Такова жестокая истина, и мне пришлось встать с ней лицом к лицу, миссис Краймштейн, — чтобы поправиться, залечить раны и жить дальше.
— Что за жестокая истина?
— В одном Бернард был прав: я с самого начала не хотела удочерять Наоми. Дело в том, что — и я долго не могла себе этого простить — я не сумела к ней привязаться. Может, потому, что она мне не родная. Может, в то время я не была готова стать матерью. Может, мы были несовместимы на физиологическом уровне или же дело было в тяжелых отношениях с ее отцом. Не знаю. Но я так и не почувствовала связи между нами.