История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 184

«Благодарю Бога, – писал Ермолов князю Мадатову ^[900], – что вам удалось прогнать подлого мошенника Аббас-Каджара, который не знаю отчего так быстро побежал, когда не было у вас средств его преследовать и не остановить даже; когда и войск было у него много, и артиллерии он не потерял. Вы, любезный князь, хорошее положили начало при Шамхоре.

Главнокомандующий со вниманием расспрашивал офицера, присланного к нему с донесением, и с особенным удовольствием узнал, что потери в пехоте были незначительны и наибольшее поражение неприятелю было нанесено при его преследовании. «Как хорошо случилось, – писал Алексей Петрович ^[901], – что вы, любезный князь, сделали начало совершенно в подтверждение донесения моего, что распорядил я наступательное действие прежде прибытия генерала Паскевича. Думали, что мы перепугались и ничего не смели предпринять! Происшествие сие порадует столицу, а я ожидаю донесения о взятии Елисаветполя».

Главнокомандующий не ошибся в своем предположении. Желая захватить неприятеля врасплох в Елисаветполе, князь Мадатов приказал войскам с наступлением ночи выступить, а сам с 200 человеками казаков и двумя орудиями поскакал вперед. Проехав десять верст, он узнал от встречных жителей, что неприятеля уже нет в городе и что находившийся там батальон, под начальством Назар-Али-хана, был увлечен всеобщим бегством. Несчастный хан понес за это бесстыднейшее в Персии наказание: ему обрили бороду и, посадив на осла лицом к хвосту, возили по всему лагерю Аббас-Мирзы ^[902].

Назар-Али-хан находился в Елисаветполе только в качестве командующего войсками, но краем управлял присланный Аббас-Мирзою сын убитого Джавад-хана Ганжинского Угурли-хан, который в продолжение сорокадневного управления только и занимался тем, что грабил жителей для своего обогащения. Армяне, населяющие весь форштадт елисаветпольский, расположенный на правом берегу реки Ганжинки, во все время пребывания персиян в городе оказывали им некоторое сопротивление. Они укрепили форштадт, устроили у выходов караулы и объявили Угурли-хану, что готовы сделать пожертвование, если его будут требовать установленным порядком и через посредство назначенных ими старшин; они запретили персиянам вход в форштадт, говоря, что иначе не в состоянии будут отвратить беспорядки, которые могут произойти при подобном посещении.

Назар-Али-хан пытался хитростью завлечь армян в крепость, со всем их имуществом и семейством, уверяя, что намерен защищаться до последней крайности, и сжег все городские строения, находящиеся вне крепости и препятствующие обороне. Армяне не верили словам хана и не переселялись в крепость, а поддавшиеся такому обману татары были жестоко наказаны, ибо перед бегством сарбазы разграбили их имущество и обесчестили многих жен.

Получив известие о несчастье, постигшем персиян под Шамхором, Аббас-Мирза, располагавший по окончании минных работ штурмовать Шушинскую крепость, внезапно снял блокаду, оставил у крепости небольшой наблюдательный корпус, а сам 5 сентября перешел на реку Тертер и остановился в 60 верстах от Елисаветполя. Он намерен был принять на себя разбитые под Шамхором войска, устроить их и, утвердившись в Елисаветполе, атаковать князя Мадатова; но события предупредили персидского принца, и предположения его не увенчались успехом.

Утром, 4-го числа, князь Мадатов со всем своим отрядом вступил уже в Елисаветполь и был встречен христианским населением с большим восторгом. «Народ, предшествуемый духовенством в полном облачении, – говорит биограф ^[903], – встретил его, как избавителя, со слезами благодарности и кликами радости. Колонны стали в должном порядке, и духовенство служило благодарственный молебен за послание русских для избавления от врага; жители подносили войскам хлеб-соль, плоды и даже обнимали колени предводителя. Все ожило в мрачном пред тем Елисаветполе, и в роскошных садах раздались песни; восклицания: «Кгочаг Мадатов» (молодец Мадатов) повторялись беспрестанно».

Заняв цитадель, начальник отряда приказал водрузить над нею русское знамя и прежде всего принял меры к восстановлению порядка и спокойствия среди населения. Отправив по всем дорогам разъезды, князь Мадатов вывел войска за город и расположился тылом к армянскому форштадту на дороге, ведущей в Карабаг. Возвращавшиеся разъезды приносили известие о полнейшей деморализации персидских войск. «Невозможно изобразить, – доносил князь Мадатов ^[904], – в каком страхе и беспорядке происходило бегство неприятеля даже близ Зейвы». Два лагеря с палатками, наполненными разными жизненными припасами, тысяча четвертей пшеницы, сто пудов пороха и много свинца остались в руках победителя. Последнее приобретение было весьма важно, так как войска вообще нуждались в продовольствии, и, прежде чем двигаться вперед, князь Мадатов принужден был заняться собранием хлеба и скота не только для своего отряда, но и для тех войск, которые предполагалось отправить в Карабаг для освобождения от блокады Шуши и очищения провинции от неприятеля. «В настоящих обстоятельствах, – писал Ермолов ^[905], – действия против Аббас-Мирзы есть важнейший предмет, и по числу войск, которыми могу располагать, я употребил на оный все возможные средства».

Средства эти были почти ничтожны. В промежуток времени с 3 до 5 сентября главнокомандующий успел сосредоточить в селении Муганло шесть рот 7-го карабинерного полка, одну роту 41-го егерского, 8 орудий и подчинил их вместе с отрядом князя Мадатова общему начальству генерал-адъютанта Паскевича. «Известная храбрость и военная репутация сего генерала, – доносил Ермолов, – делают его полезным мне сотрудником, тем более что он имел счастие приобрести полную доверенность вашего императорского величества».

Сознавая, что передача новому лицу командования войсками без всякой причины и в то время, когда наступление выразилось столь блестящим успехом, должна была удивить и огорчить князя Мадатова, Ермолов просил его стать выше обстоятельств и помнить, что при тогдашнем состоянии дел необходимо устранить свою личность и действовать единодушно. «Не оскорбитесь, ваше сиятельство, – писал Алексей Петрович ^[906], – что вы лишаетесь случая быть начальником отряда, тогда как предлежит ему назначение блистательное. Конечно, это не сделает вам удовольствия, но случай сей не последний, и вы, без сомнения, успеете показать, сколько давнее пребывание ваше здесь, столько знание неприятеля и здешних народов может принести пользы службе государя. Употребите теперь деятельность вашу и помогайте всеми силами новому начальнику, который, по незнанию свойств здешних народов, будет иметь нужду в вашей опытности. Обстоятельства таковы, что мы все должны действовать единодушно».