История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 164

Уклончивый ответ шаха объясняется полученным тогда в Тегеране известием об отправлении князя А.С. Меншикова послом в Персию. Ему поручено было разузнать, что делается в кавказской армии, доставить шаху и его наследнику грамоты о вступлении на престол нового императора и войти в переговоры о скорейшем решении вопроса по разграничению двух государств. Уведомляя Ермолова о последнем поручении, данном князю Меншикову, государь высказывал желание строго следовать существующим трактатам и сохранить мир с Персиею.

«По вступлении моем на престол, – писал он Ермолову ^[796], – предприняв обозрение сношений наших с иноземными державами, я обратил особенное внимание на дела персидские. Вследствие моего приказания, управляющий иностранным министерством граф Нессельроде представил мне все принадлежащие к оным бумаги, между прочими последнее отношение к нему ваше и высочайший рескрипт покойного государя императора, последовавший на ваше имя 31-го минувшего августа ^[797].

Вникая в предлежащие обстоятельства, я не мог не признать необходимости удерживать заключенный с Персиею мир на основании Гюлистанского договора, доколе сия держава сама не нарушит оного. Верность данному слову и существенные выгоды России того от меня требуют. Ныне, когда почти все горские народы в явном против нас возмущении, когда дела в Европе, а особливо дела с Турциею, по важности своей, заслуживают внимательнейшего наблюдения, неблагоразумно было бы помышлять о разрыве с персиянами или умножать взаимные неудовольствия. Напротив того, мы должны всемерно стараться прекратить дружелюбно возникшие распри и уверить их в искренности желания нашего утвердить мирные с ними связи. Таковое поручение дано и генерал-майору князю Меншикову, отправляемому к шаху и к Аббас-Мирзе, с извещением о горестной кончине любезнейшего моего брата и о вступлении моем на престол всероссийский.

Между тем, соглашаясь в полной мере с правилами, начертанными в помянутом рескрипте, от вашей прозорливости и усердия к пользам отечества ожидаю ревностного содействия для достижения желаемой цели».

Извещая о вступлении своем на престол, император Николай I писал шаху и Аббас-Мирзе, что имеет намерение свято сохранить прежде принятую систему действий, состоящую в том, чтобы, при строгом соблюдении достоинств и прав своих, не подавать никогда и никакого повода соседям к справедливым неудовольствиям; что он будет наблюдать за точным сохранением доброго согласия и не сомневается в том, что и попечения шаха стремятся в той же самой цели ^[798].

«Будучи еще великим князем, – писал император в письме к Аббас-Мирзе ^[799], – получали мы известие о стремлении вашем обогащать себя познаниями, как военными, так и до государственного строя относящимися. Известия сии возродили в нас чувства уважения к таковому отличающему вас достоинству, и мы, взойдя ныне на престол, с удовольствием воспользуемся удобными случаями преподавать вам пособия к увенчанию успехами ваших трудов».

Вместе с тем граф Нессельроде писал визирю Мирзе-Абуль-Хасан-хану ^[800], что на князя Меншикова возложено войти в непосредственное и ближайшее сношение относительно постановления границ между Россиею и Персиею и что если дело это до сих пор не получало желаемого окончания, то, вероятно, по каким-либо недоразумениям. Император, прибавлял наш министр иностранных дел, считая выше всего сохранение прочного мира и доброго согласия с соседями, находит, что скорейшее и решительное определение границ составляет предмет одинаково важный для обеих держав и что окончание этого дела, с соблюдением взаимных выгод, устранит навсегда всякий повод к неудовольствиям и утвердит дружественные связи двух государств.

Основанием для переговоров князя Меншикова с тегеранским двором должен был служить акт, составленный генералом Вельяминовым с Фетх-Али-ханом. Если бы персияне и затем стали упорствовать, то князю Меншикову разрешено было сделать небольшие уступки в южной части Талышинского ханства, но не иначе как по совещанию с главнокомандующим. При этих совещаниях князь Меншиков должен был обратить особенное внимание, не встречается ли со стороны Ермолова преднамеренных препятствий или ложных взглядов на дело.

Оппозиция со стороны этого генерала, говорилось в секретной инструкции князю Меншикову ^[801], может произойти: 1) от желания войны, по личному стремлению к славе или вследствие ложного взгляда на наши политические интересы; 2) от личной ненависти, которую он, кажется, питает к Аббас-Мирзе, и 3) от оскорбленного самолюбия вследствие посылки особого уполномоченного для переговоров по делу им начатому (переговоров с персиянами по вопросу о разграничении).

В этих трех предположениях, как вместе взятых, так и в каждом случае отдельно, князь Меншиков уполномочен был сказать А.П. Ермолову:

1) Что положительная и непременная воля императора состоит в поддержании мира, доброго согласия и дружественных отношений с Персиею и, следовательно, в устранении всего того, что могло бы ее встревожить и заставить предполагать, что Россия ищет завоеваний и расширения своей территории;

2) что, помимо миролюбивых намерений императора, желание это основано на положении дел наших с Турциею, которые конечно бы усложнились, если бы последовал разрыв с тегеранским двором.

Меншикову поручено было намекнуть Ермолову, что общественное мнение упрекает его в том, что он позволил себе увлечься до острых споров (des discussions acerbes) из личной ненависти к Аббас-Мирзе; что, по ходу переговоров, и император Александр подозревал его в этой ненависти, но император Николай, не делая вывода из прошлого и не предрешая будущего, будет ожидать фактов, чтобы на них основать свое мнение.

Относительно своей посылки в Персию Меншиков должен был выразиться так, что, по причине оставления Мазаровичем поста своего в Тегеране, правительство полагало, что Ермолов будет очень рад отправлению экстраординарного посольства, чтобы этим путем восстановить прерванные сношения; но что дальнейший ход переговоров зависит от того направления, которое даст им главнокомандующий. Впрочем, прибавлял император собственноручно, «не давая понять этому генералу, что я не имею определенной воли относительно всего, что касается дел империи, которую Провидение мне вручило, или чтобы я усомнился, что кто-нибудь из моих подданных осмелился действовать не в моем духе и притом немедленно, как только ему будет сообщена моя воля» ^[802].