История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 167

Селение Мирак входило в черту, занятую нашими войсками, и не могло быть никакого вопроса о принадлежности его персиянам; но русский посол уклонился от прямого ответа и предпочел заявить, что в претензии этой кроется какое-либо недоразумение. Опасаясь, чтобы столь ничтожный факт не имел влияния на дальнейшие переговоры и даже на прекращение их, князь Меншиков просил генерала Вельяминова, если возможно, устранить этот неприятный случай. Вельяминов приказал командиру Тифлисского полка князю Саварсемидзе оставить селение Мирак, если сардарь

Эриванский сведет оттуда свои войска, непременно сохранить все дружественные сношения и, под строгою ответственностью, уклоняться от всяких неприязненных действий. ^[811]

Вместе с тем, чтобы еще более доказать персиянам желание России сохранить дружбу и доброе согласие, Вельяминов приказал прекратить постройку укрепления, предположенного к возведению на реке Балык-Чае, а в Шурагели остановить заселение земель, принадлежавших нам по Гюлистанскому трактату.

Земли эти, открывая свободный и беспрепятственный вход в наши границы, были столь важны, что на уступку их Персии согласиться было невозможно, и если бы они не были заняты нашими войсками, то сардарь Эриванский, по своей наглости и не обращая внимания на трактат, занял бы их точно так же, как самовольно заселил урочища Дашкент и Зад. Ввиду таких поступков хана Вельяминов просил князя Меншикова внушить Аббас-Мирзе, что если сардарь Эриванский вздумает выслать хотя одну соху на земли, принадлежащие России по трактату, то, несмотря на пребывание русского посольства в Персии, он не ручается, чтобы главнокомандующий не принял соответствующих мер.

«Я никогда не сомневался, – прибавлял Вельяминов ^[812], – как вам самим известно из наших разговоров, о больших затруднениях, кои вы встретите в своих негоциациях с персиянами. Еще раз почитаю за обязанность поставить на вид вашей светлости, что персияне, по высокомерию и гордости своей, никак не захотят понимать, что вы будете делать им уступки, хотя бы вы им уступили Карабаг, а будут принимать оное как по праву им принадлежащее, ибо есть письмо невежи сардаря Эриванского, коим он утверждает, что все земли от Дербента до Редут-Кале принадлежат Персии. Все вельможи и персидское правительство одного с сардарем мнения, а потому ничего не будет удивительного, если вы на всяком шагу ваших переговоров сильные встретите затруднения».

Затруднения эти были такого рода, что, сколько бы князь Меншиков ни прилагал усилий для их устранения, он все-таки не достиг бы желаемой цели. Где ложь и двуличие считаются достоинством и добродетелью, а честность и откровенность пороками, там нельзя определить ни желаний, ни истинных намерений. Решаясь объявить войну и надеясь силою возвратить потерянное, персияне преднамеренно затягивали переговоры и усиленно готовились к военным действиям.

Карадагский начальник Юсуф-хан, всегда строго исполнявший все требования князя Мадатова относительно укрощения своих подвластных от вторжения и грабежа в наших пределах, стал теперь отвечать совсем иным тоном. Он наполнял свои письма преимущественно восточными учтивостями или посторонними обстоятельствами, совершенно уклоняясь от сущности дела. По его распоряжению в ближайших к Араксу местах устраивались магазины, свозилось и осматривалось оружие для набираемых войск ^[813]. По уверению его и других правителей пограничных с нами персидских областей, помощь шаху готовы были оказать большая часть жителей тифлисских, елисаветпольских, карабагских, шекинских, ширванских и кубинских. Бывший шах Ширванский Мустафа уверял, что в Ширвани все уже подготовлено и ему стоит только дать знать, как все русские чиновники будут вырезаны.

В половине июня было получено достоверное сведение, что собранные в разных пунктах и расположенные вблизи нашей границы персидские войска готовы вторгнуться в Карабаг, как только поспеет хлеб в поле; что карабагские беки обещали вспомоществовать им и содействовать к занятию крепости Шуши. Командовавший войсками в Карабаге полковник Реут принимал все меры предосторожности и поручил карабагскому коменданту майору Чиляеву выставить на границе караулы из жителей, но не давать повода населению к волнению и беспокойству ^[814]. Чиляев пытался сформировать конную милицию из армян, но не имел успеха, так как они были заняты укрывательством своих семейств в безопасных местах и поспешною уборкою хлеба.

Ввиду общего недостатка войск в крае Вельяминов просил Реута не растягивать войска, держать их сосредоточенными, стараться оборонять только важнейшие пункты и не заботиться о защите второстепенных ^[815]. Цепь выставленных из жителей передовых постов должна была сообщать Реуту о малейших покушениях неприятеля переправиться через реку Араке в сколько-нибудь значительных силах. Не надеясь на бдительность этих постов и даже на верность всего мусульманского населения Карабага, полковник Реут просил прислать ему подкрепления ^[816], тем более необходимые, что, по сведениям, миссия князя Меншикова встречала довольно значительные затруднения.

Имея полномочие отца на всякого рода переговоры с нашим правительством, Аббас-Мирза уклонился от всяких объяснений с князем Меншиковым в Тавризе и назначил их в Султанию, очевидно с тою целью, чтобы, в случае неудачи военных действий, народ не обвинил его как зачинщика. Он желал сложить всю ответственность на отца и явиться в роли исполнителя, тогда как шах полагался во всем на него и ни в чем не поступал против его воли.

Лишь только князь Меншиков выехал из Тавриза, как Аббас-Мирза обогнал его на пути и отправился с большою поспешностью в Султанию. Он собрался в дорогу так скоро, что не взял даже палатки, и при отъезде своем разослал приказания войскам быть готовыми к походу. В Тавризе говорили, будто бы шах вытребовал его и приказал прибыть в три дня под предлогом переговоров с русским послом о пограничных делах, но на самом деле – для совещаний об объявлении нам войны и вооружении всех правоверных мусульман против России.

В последнее время духовенство приобрело столь большое влияние на шаха, что князь Меншиков на дороге в Султанию встретил шурина Аббас-Мирзы, везшего уже в Тавриз воззвание шейха Кербелайского, возбуждавшее народ к восстанию против неверных ^[817]. Воззвание это было быстро разослано повсюду и в Нахичевани публично прочитано народу племянником кербелайского муджтехида. Собрав в мечеть множество народа, он убеждал последователей Магомета к скорейшему поднятию оружия против русских и к истреблению их во всех занимаемых ими мусульманских провинциях. Он говорил, что в России существует теперь всеобщий мятеж и несогласие между правительством и народом; что, следовательно, сам Бог попускает к наказанию противников Магомета и что вся Персия готова к этому. Запертая в мечети толпа легковерных клялась перед Кораном не щадить себя и первый опыт мести к христианам показать в Карабаге ^[818].