История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5 | Николай Дубровин | страница 28 | LoveRead.ec

«Как скоро турки перейдут с левого берега реки Риона на правый, – писал барон Будберг, – без предварительного сношения о сем Порты с двором нашим, таковой поступок не иначе можно почитать как нарушением мирного трактата»^[145]. Графу Гудовичу в таком случае предоставлено право действовать по усмотрению и обстоятельствам.

Отказ Келеш-бека выдать Таяр-пашу и готовность его защищаться заставили флотилию возвратиться обратно, и никаких движений сухопутных войск со стороны Ахалциха замечено не было. Тем не менее попытка эта и притязание турецкого правительства ясно указывали, что Порта с каждым днем все более и более запутывалась в сети, расставленные ей Наполеоном. Интриги Франции в Константинополе не предвещали для нас ничего хорошего и клонились исключительно к тому, чтобы нарушить дружественные отношения, существовавшие между Россией и Турцией со времени Ясского мира.

Заключенный 29 декабря 1791 года мир этот положил границей между двумя державами реки Днестр и Кубань и убедил турок в необходимости сохранить самую тесную дружбу с Россией. Уклонившись тогда от долголетнего союза с Францией, Порта сблизилась с Россией настолько, что в 1798 г. был заключен договор, по которому обещана взаимная защита и оборонительный союз против французов, занимавших тогда Египет. Со вступлением на престол императора Александра, Порта несколько раз высказывала желание, и даже ранее срока, продолжить договор 1798 года. Начатые в 1804 году переговоры по этому вопросу окончились 11 сентября 1805 года подписанием трактата, по которому Россия получила право на покровительство христианам, подвластным Турции, и дозволение свободного прохода через Босфор для защиты островов на Средиземном море, находившихся под общим покровительством России и Турции.

Столь тесное сближение Порты Оттоманской с русским правительством и влияние последнего на дела Востока не нравились Наполеону, старавшемуся разорвать существовавшую дружбу и поссорить союзников между собою. Вскоре после Пресбургского мира французский официальный журнал стал доказывать, что с присоединением к Итальянскому королевству венецианской Далмации и Боко-ди-Катаро судьба Турции зависит исключительно от Франции. Король Италии, говорили официальные публицисты и политики, посредством этих приобретений сделался сорубежным с европейской Турцией, и французская армия в самое короткое время может явиться в Турцию для вспомоществования и образца турецким войскам. «Последствия, могущие произойти от нового сего устройства, неисчислимы; можно предсказать, что Турецкая империя вскоре воспримет прежний свой блеск, а войско ее прежнюю свою знаменитость; или же колосс сей, не имеющий более никакой существенной связи, вскоре совершенно исчезнет. То или другое событие зависит от будущих поступков Селима и министерства его против Франции».

Несмотря на такие угрозы, Наполеон долгое время не мог склонить на свою сторону правительство султана. Русский и английский посланники господствовали в Константинополе, то вместе, то порознь, и всеми мерами старались удержать Турцию от союза с Францией. Деятельность французской миссии была безуспешна настолько, что когда Наполеон отправил в Константинополь маршала Брюна с извещением о принятии им титула императора, то султан, следуя примеру России, не признал его императором. Брюн явился в столицу Турции с блестящею свитой, был крайне предупредителен, старался угодить Селиму и предлагал содействие Франции к осуществлению любимой идеи султана об устройстве регулярного войска, но, несмотря на все усилия, не успел исполнить с успехом данного поручения. Недовольный действиями маршала, Наполеон отозвал Брюна из Константинополя и написал султану полное угроз письмо, в котором старался напугать его завоевательными видами России.

«В то время, – писал он, – когда показываю вам всевозможное уважение и почести, зачем отказываетесь вы признать права мои? Зачем переносите вы терпеливо поступки России? Войско ее в Корфу простирается ныне до 15 000 человек. С какой целью находится оно там? Русский флот проходит часто в виду вашей столицы, и Россия не оставляет своего замысла о покорении греков. Сообразно ли с вашими выгодами не обращать на то внимания и действовать против меня? Если бы я не знал настоящей цели России, то не говорил бы с вами откровенно. Ваши министры преданы России. Предупреждаю вас, что если вы будете впредь доверять соблазнительным словам русских и откажете мне в выгодах, какими у вас с давнего времени пользовалась Франция, то должны будете видеть во мне своего неприятеля.

Диван не заботится о происходящем в Каире, Дамаске, Мекке и Медине, и между тем как русские покоряют Персию, – последствия чего падут на вас, – ваши министры даже не упоминают об этом и действуют против меня. При вашем дворе я не имею ни одного приверженного мне человека, и потому решился писать прямо к вам, убеждая вас ввериться Франции, вашей естественной союзнице, без чего вы подвергнетесь опасности, о которой я предупреждал вас. Я знаю, до какой степени простираются пагубные замыслы России против вас. Половина подданных ваших исповедует одну с ней веру и предана ей. На Семи островах у вас нет более подданных. Там на всех купеческих судах русский флаг. Даже ваши министры почитают корфиотов за русских. От вашего благоразумия не могут скрыться такие поступки дивана. Будучи вашей союзницей, Россия заключила отдельный мир. Когда дело идет о его выгодах, петербургский двор не обращает внимания на выгоды Порты и на обязанности, налагаемые на него союзом с вами. Отныне отношения наши зависят от большей или меньшей откровенности ожидаемого мной от вас ответа. Если вы хотите разрыва с Францией, то не буду жалеть о последствиях, которые из этого произойдут. Идите по следам ваших предков, султанов Селима и Мустафы».

Это предательское и полное укоров письмо также не имело желаемого успеха. Как бы в доказательство истинной дружбы и личного доверия, султан приказал сообщить петербургскому кабинету копию с письма, полученного им от представителя Франции. Император Александр благодарил Селима и писал, что старания Наполеона поселить раздор между союзниками доказывают только, что он считает дружбу их сильнейшей преградой своим властолюбивым видам.

«Полагаю даже излишним опровергать клеветы, – писал император Александр султану, – кои он в письме своем делает против России, ибо не сомневаюсь нимало, что ваше величество уверены в искренности моих чувствований, в незыблемости моей дружбы и в том, что самая существенная польза России требует сохранения целости и благоденствия Оттоманской империи. Личная дружба наша, сопряженная с наклонностью нашей сохранить ее навсегда, будучи необходима для самого благоденствия наших империй, налагает на нас взаимную обязанность вяще утвердить ее обоюдной доверенностью и скрепить постановлением, какое, по настоящим обстоятельствам, окажется нужным, для воздержания безмерного властолюбия Бонапарта и положения преград видам его, стремящимся к тому, чтобы повсюду давать законы. Ваше величество не можете не согласиться, что если бы Россия простирала виды на области Оттоманской империи, то она со времени французской революции довольно имела случаев для приведения оных в действо.