История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5 | Николай Дубровин | страница 130 | LoveRead.ec

При первом известии о восстании в Кахетии была отправлена из Пховели к Телаву рота 9-го егерского полка. На пути следования к селениям Вакиры и Анаги рота была окружена значительной толпой неприятеля и, не будучи в состоянии пробиться к Телаву, принуждена была отступить к Караагачу, куда прибыла и штаб-квартира Кабардинского полка из Бодбисхеви.

12 февраля прибыл также в Караагач и майор князь Орбелиани с двумя ротами Кабардинского полка и с одним орудием. Войска эти имели крайний недостаток в продовольствии. В течение двенадцати дней, с 11 по 23 февраля, они питались одним ячменем, заготовленным для лошадей Нижегородского драгунского полка. В таком критическом положении подполковник Степанов, принявший начальство над всеми собравшимися в Караагаче, как только узнал о прибытии маркиза Паулуччи в Хашми, тотчас же двинулся на соединение с главнокомандующим. Последний предписал Степанову остановиться в Сагореджо и наблюдать за общественным спокойствием, а сам двинулся к селению Велисцихе. У селения Чумлаки маркиз Паулуччи встретил 1 марта мятежников, бывших под предводительством царевича Григория. Рассеяв толпу, главнокомандующий объявил жителям соседних деревень, что если кем-нибудь будет сделан хотя один выстрел по русским войскам, то деревня будет предана огню. Вместе с тем он потребовал выдачи царевича Григория, после поражения скрывшегося у анцугских лезгин.

6 марта Григорий был представлен главнокомандующему анцугским старшиной Али-ханом^[620], отвезен в Тифлис, помещен в нижнем этаже дома главнокомандующего, а впоследствии отправлен в Россию. «Сей царевич, – доносил маркиз Паулуччи, – весьма важен не по личным своим достоинствам, коими, к счастью, не одарен от природы, но по уважению, каковое народ здешнего края имеет к его происхождению… Опытом же народного легковерия и той истины, что необходимо нужно для спокойствия здешнего края удалить отсель все то, что только носит на себе имя происхождения от бывшего грузинского царственного дома, может служить то, что сей царевич, не имеющий никаких особенных достоинств, оставленный без внимания моими предместниками и даже у самих грузин до сего случая мало имевший уважения, вдруг, при открывшейся революции начал играть между ними важную роль и, по ослеплению народа, которое, однако же, обнаруживает их всегдашнюю привязанность к прежнему царскому правлению, был с радостью принят мятежниками, провозглашен царем Грузии и предводительствовал толпами бунтовщиков»^[621].

Предводительство это хотя и было безуспешно, но с покорностью Григория беспорядки в Грузии не были еще прекращены, и главнокомандующий принужден был спешить к Телаву, осажденному огромной толпой инсургентов.

В самом начале волнений толпа вооруженных грузин окружила Телав и 9 февраля потребовала от русских властей, чтобы они оставили город.

«Господа телавский комендант и исправник! – писали инсургенты. – Клянемся вам Богом, святым крестом и Евангелием, мы все, здесь собравшиеся, что если последуете сему нашему совету и мирно выйдете, то как против нашего брата и отца не согрешим, так и вам ничем не повредим и против вас не согрешим. Где только были войска: в Кизике, на Арагвах, в Сагореджо, по сю сторону Куры, в целой Кахетии, также в Карталинии, везде их истребили и нигде уже нет русских, и где таким образом покорились, то благополучно освободились. Клятвой вас уверяем, что по выходе получите мир, и если сему совету не последуете, то, исполнивши долг свой, отныне мы ничего не пришлем вам сказать. Ведь вы видите, эти войска все против вас собрались; верьте, у вас помощи уже никакой нет, – не умирайте!»^[622]

Запершаяся в Телаве команда и представители русской власти предпочли, однако же, умереть, чем сдаваться и предложили собравшейся толпе разойтись по домам. Восставшие отказались исполнить этот совет и 13 февраля отправили новое требование сдать им город и крепость.

«Комендант, исправник и вообще собравшиеся в крепости! – писали они. – Письмо ваше мы получили и что советовали – все уразумели, которое было писано по глупости; мы давно вас знаем и не обманемся как ребенок. Будьте уверены, что не только мы против вас, но все наши братья, целая Кахетия и Карталиния за ваше зверское притеснение восстали против вас; нам с вами мириться невозможно, довольно: более не обманемся. Знайте и то, что маркиза казахцы убили в Сала-оглы; в Кизике войска ваши истреблены кизикцами и джарцами, так равно в Ворчало, в Карталинии, на Арагвах и Сагореджо вам более помощи нет. Мы не хотели, так как вы христиане, напрасно пролить кровь и теперь советуем вам: все мы против вас и клянемся, что если выйдете добровольно, то будете счастливы и избавитесь смерти и никакого вреда вам не будет – клятвой клянемся и поверьте; а если совету сему не последуете, то преданы будете без пощады смерти. Мы отсюда не отступим, и не думайте об этом, чтобы мы не могли взять крепость».

Угрозы эти остались одними словами: среди восставших не было единодушия и единства в действии; они были плохо вооружены и, имея только одно орудие, не решались предпринять штурм. Обложивши со всех сторон Телав, инсургенты отрезали все пути сообщения и намерены были продолжительной блокадой достигнуть своей цели; но прошел месяц, а осажденные не сдавались. Перенося всевозможные лишения, они дождались прибытия главнокомандующего, который 4 марта появился с отрядом в виду г. Телава.

Оставив пехоту за деревней Цинандали, в семи верстах от крепости, маркиз Паулуччи поехал, с 50 казаками и с некоторыми преданными нам грузинскими князьями, вперед, к крепости. Заметив приближение главнокомандующего, инсургенты рассыпались в разные стороны, бросили начатые траншеи и в них свое шестифунтовое орудие.

Телав был освобожден, и с занятием его последние шайки инсургентов были разогнаны. Волнение в Кахетии на время прекратилось, о чем и было объявлено в Грузии, Имеретин и сообщено начальникам войск в ханствах.

С окончанием беспорядков из разных деревень Кахетии были представлены правительству солдаты, спасенные жителями от преследований народной ярости; многие грузины скрывали их у себя под именем рабов. Такие поступки доказывали, что туземцы не питали вражды к русскому правительству и не желали нарушать присяги, данной русскому императору: они восстали против злоупотреблений и недобросовестных исполнителей предначертаний правительства. Маркиз Паулуччи скоро узнал истинные причины волнений и не счел возможным скрыть их от императора Александра I.

«Причины происшедшей здесь революции, – доносил он, – по моему образу мыслей и сколько я мог видеть, заключаются: в безнравственности, вообще царствующей здесь между российскими чиновниками, которые, не имея правил религии, пускаются на большие или меньшие преступления. Подарки в числе злоупотреблений не последнее занимают место и, к несчастью, притом часто на сие зло подавали право самые примеры начальников, которые, наподобие азиатских сардарей, ханов и пашей, считали подарки как приобретение законное и как одолжение за услугу»^[623].