История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 71

Князь Али-бей М. бежал из мирного аула и сделался абреком. Долго проживая в горах, он грабил у нас на линии и своим разбоем приобрел в горах вес и большие связи. Впоследствии, испросив прощения, он вернулся в родной аул. Связи и знакомства в горах сделали его весьма полезным для нас. Благодаря его связям можно было знать все, что происходит в горах, а знание дорог и тропинок делало его хорошим проводником для наших отрядов. Но черкесы скоро узнали о такой деятельности князя.

Однажды он был послан с секретным поручением за Лабу и Белую и, возвращаясь со своим конвоем, встретился на реке Фарз с небольшой партией абреков под предводительством Берзека, который, собираясь поразбойничать на Лабе, укрывался в лесу. Берзек был убыхский дворянин старого образца, искатель приключений, проводивший время в разбое и набегах. Он знал Али-бея, когда-то вместе с ним воровал, и они были друзьями. Но теперь Берзек стал поносить Али-бея за его связи с гяурами и вызвал на поединок. Али-бей, известный своей храбростью, отказался, говоря, что не подымет руки на своего единоверца. Тогда Берзек приказал своей свите окружить Али-бея, сам бросился на него, завладел его конем, оружием и обобрал до нитки. Конвой, сопровождавший Али-бея, хотя и не уступал числом партии Берзека, но, по черкесскому обычаю, не считал себя вправе вмешиваться, так как, отказавшись от поединка, Али-бей признал себя побежденным и предался в руки Берзека. Покрытый позором, Али-бей сел на лошадь одного из своих подвластных и уехал домой. С тех пор он потерял всякое уважение у черкесов.

Подобная обида, по понятиям черкесов, ничтожна в сравнении с оскорблением, наносимым посягательством на честь родственницы, женщины или девушки: она не может даже сравниться с обидой, нанесенной убийством родственника. Такие оскорбления почти никогда не заканчивались примирением, прежде чем позор не будет смыт кровью виновного или кого-нибудь из его родственников. В таких случаях для черкеса не было обмана, не было вероломства, которым бы он погнушался или посчитал постыдным употребить в дело, здесь не было суда, не было и платы, способных утолить его жажду крови, успокоить возмущенную душу: лишь смерть врага могла удовлетворить обиженного ^[118].

В основе обычая мстить кровью за кровь, или кровной мести, лежит необузданная страсть и вместе с тем обязанность, налагаемая понятиями чести, общественным мнением и личными убеждениями каждого черкеса. Там, где своеволие человека не имеет никаких границ, где есть множество возможностей безнаказанно совершить преступление, кровная месть – это единственное средство, хотя бы до некоторой степени обуздывающее дикие страсти удальца, готового на любой поступок.

Примеров преднамеренных убийств, совершенных хладнокровно, с целью наживы, почти не встречалось среди черкесов, убийства на дорогах случались очень редко и считались необыкновенным происшествием, а вот убийства из мести, напротив, бывали часто. За одного убитого нередко аул мстил аулу, род роду. Одно преступление влекло за собой целый ряд убийств из мести, тянувшихся несколько поколений и даже веков. Иногда враждующие стороны, изнуренные своими потерями, временно прекращали взаимное истребление, но лишь для того, чтобы через некоторое время месть вспыхнула с новой силой и еще большим ожесточением.

В 1846 году бесленеевский князь Адиль-Гирей Кононов из-за давно начатой кровной мести убил кабардинского князя Магомета Атажукина. Враждовавшие князя, окруженные своими узденями, встретились на реке Уруп. Завязалась перестрелка, с обеих сторон полегло четырнадцать человек. Получив известие об этой встрече и о ее последствиях, оба народа, бесленеевцы и кабардинцы, вооружились, готова была вспыхнуть междоусобная вражда. Кабардинцы, считая себя обиженными, хотели начать с того, чтобы отбить табун у бесленеевцев, но те успели его спасти. Так как обе враждующих стороны были покорны нам, то правительство не допустило кровопролития, дело кончилось разбирательством, платой за кровь и примирением.

Обычай требовал, чтобы кровный обидчик тотчас же оставил свой дом и искал спасения в чужой общине. Оставшись дома, он подвергал опасности, кроме себя и семейства, не только родственников, но и всех членов рода и даже всех членов общины. Так, когда бесленеевский дворянин Тазартуков, которому нанес обиду ногайский князь Карамурзин, подстерег его в 1847 году на реке Уруп и убил, он, не медля ни минуты, со всем своим семейством бежал в Кабарду. Ногайские князья, получив весть об этом, тотчас же поскакали в аул Тазартукова, но, не застав его дома, ограничились сожжением построек и хлеба, лично ему принадлежавших.

Совершивший преступление и подлежащий кровной мести мог оставаться дома, но в этом случае должен был выплатить семье убитого унеимичипше, плату, равную стоимости раба. Тогда он мог показываться публично, но не иначе, как вооруженный с головы до ног и окруженный свитой. Между тем его родственники и друзья прилагали все усилия, чтобы успокоить и охладить пыл родственников убитого. Так шло до тех пор, пока, благодаря переговорам через посредников, обиженная сторона не соглашалась принять выкуп, тловуас — цену крови, или, если обида состояла в нанесении раны, пока обиженный не соглашался на вознаграждение по решению суда.

Нечаянные убийства относились к разряду умышленных. Бывали случаи, что лошадь ударила ногою ребенка, и хозяин немедленно требовал у хозяина лошади плату за кровь. Тот не смел отказать, поскольку, отказавшись платить, подвергал себя кровной мести отца раненого ребенка. «Ясно, – говорит Люлье, – что, по господствующим у горцев понятиям, преступность определяется не по качеству морального побуждения, а скорее только по количеству наносимого ущерба. Потому и самое наказание ограничивается наказанием вещественным, основанным на простой сделке».

В осуществлении кровной мести не было ничего рыцарского. Мститель (зепии) убивал из засады, истреблял зерно и сено враждебного семейства, поджигал по ночам сакли, похищал детей и продавал их в рабство. Все это делалось скрытно, с тем чтобы по возможности избавить себя от всякой опасности. Предприимчивый мститель мог за короткий срок принести столько вреда, что обидевшее его семейство было вынуждено через посредников просить мира и стремиться удовлетворить обиженного установленной обычаем платой за кровь.

Случалось, что подлежащему кровной мести удавалось украсть из семьи обиженного мальчика, которого он воспитывал гораздо более рачительно, чем собственного сына. По достижении мальчиком совершеннолетия воспитатель, одарив его одеждой, оружием, хорошим конем, доставлял его с пышной церемонией в дом родителей или родственников. Тогда, как аталык, он вступал в родственные отношения с семьей обиженного, и они мирились. Подобным образом воспитанный ребенок носил название тле-чежапкап — за кровь воспитанный.

Обычай брать на воспитание детей обиженного в последнее время стал применяться чаще, у виновного отпала надобность красть ребенка: он открыто вносил половину установленной обычаем платы за кровь и брал ребенка на воспитание ^[119]. Когда Джембулат Болотоков убил хатюкайского князя Керкенокова, то при примирении взял на воспитание его сына.